Город призраков - [54]

— Гуляли, профессор? — вежливо и без задней мысли спросил я.

— О, да! Я обожаю в это время ходить к морю. И вам советую. Это укрепляет нервную систему. Исчезают все дурные мысли.

Я вспомнил, в каком месте могут исчезнуть дурные мысли. И позавидовал выдержке профессора.

— Вы просто так, на чай, или по делу?

— И да, и нет. Но от чая, пожалуй, откажусь. Мне бы хотелось узнать, вам что-нибудь удалось раскопать по этому делу?

— И да, и нет, — повторил вслед за ним я. — Но, похоже, все нити ведут к Угрюмому.

Профессор нахмурился. И стал мять свои сильные жилистые руки.

— Я думаю, это не те нити, которые вам нужны. Боюсь, что вы можете ошибиться.

Я пожал плечами.

— Во всяком случае, пока мы выяснили, что только у Угрюмого была причина задушить адвоката. Ведь несчастный покойный был долгое время влюблен в его жену.

— Да?! — воскликнул профессор. Искренне удивившись. — М-да, не знал, не знал. Впрочем, и откуда мне было это знать? Я мало с кем здесь общаюсь.

Разве что с покойниками, по ночам. Отметил я про себя.

— Охотно верю. Но все же… Вы здесь около года. Может быть, вы заметили что-нибудь необычное в поведении адвоката.

— Нет, — твердо ответил он. — Ничего. Кроме того, что он и Угрюмый больны раком. Но не думаю, чтобы это могло быть причиной для убийства.

— А вам не показалось странным, что адвокат слишком уж скрывал свою болезнь. Даже теперь о ней все умалчивают.

— Ну, о том, что умалчивают, это не так уж и странно. Больные зачастую держат в тайне свои недуги. Это их право. А особенно гордые, честолюбивые люди. Каким и был убитый. Я думаю, что он боялся больше всего на свете жалости и сочувствия. Вот кроме Ступакова никто и не знал. А после смерти… Возможно, он взял с него слово, что и после смерти тот будет молчать. Учитывая, что свой недуг он наверняка скрывал и от жены. Так что… Хотя, я профессионал и от меня это скрыть было невозможно. Я как-то попытался завести разговор об этом с доктором. Но тот почему-то категорически отверг мои предположения. Возможно, я и сам виноват. Если бы я рассказал ему, что кое-что смыслю в этом… Я чувствую свою вину. Но я не думал, что адвоката убьют. Я думал, что у него еще есть время…

— Вы занимаетесь непосредственно этой проблемой? — я пристально посмотрел на профессора.

Он достойно выдержал мой взгляд.

— То, чем я занимаюсь, — моя профессиональная тайна. Поэтому я и оказался в это тихом местечке, где никому нет дела до заезжего столичного доктора. Поймите меня правильно. Если взялся за дело, лучше чтобы об этом никто пока не знал. До его завершения. И это не только предрассудок, примета. Просто чем меньше знают, тем больше возможностей успешно это дело завершить. Тем меньше мешают лишними вопросами, замечаниями. И потом… Если это дело провалиться, люди об этом не узнают. И это их в очередной раз не разочарует. Обманутые надежды на выздоровления гораздо хуже самой болезни. Это все, что я могу вам сказать.

— И все же… Меня не покидает мысль, что вы проявляете участие в судьбе Угрюмого.

— Участие? — он сделал вид, что удивлен. — Поймите, этот человек болен. И вряд ли тюрьма способствует его выздоровлению. Мне его просто жаль.

— И Белку вам тоже жаль?

— Конечно, она же останется сиротой, — отрывисто ответил он. И пошел к выходу. И у дверей задержался. — Так что советую вам хорошенько подумать, молодые люди. Человеку мало осталось. И если его незаслуженно держат в тюрьме…

— Доктор, — неожиданно спросил я, — а вы завтра будете на похоронах адвоката?

Он вздрогнул. И побледнел. Он не всегда умел держать себя в руках.

— А почему нет? Я здесь жил некоторое время. И традиции горожан уважать обязан. Всего доброго.

Заманский махнул на прощание рукой. Как-то странно. Одной кистью. На миг этот жест мне показался знакомым. Что это уже было когда-то. И нечто подобное я уже видел. Вот так же профессор стоит у двери. Так же недоволен моим последним вопросом. И так же взмахивает рукой на прощание. Одной кистью.

Тьфу ты, похоже вечернее посещение кладбища плохо влияет на мою психику. Я встряхнул головой. Мне не хотелось думать. Мне хотелось спать. И все же перед сном. Уже укутавшись в теплое одеяло. Я успел на секунду подумать, что профессор, как и все эти жители, лжет. Похоже, и в этом он соблюдает их традиции. Впрочем, лично мне он был симпатичен. На этой альтруистской мысли я погрузился в глубокий сон.

И мне снились могилы, целующийся Сенечка с адвокатом, Модест с топором, и прощальный жест профессора, поправляющего при этом галстук. Этот глубокий бред сменяющихся картинок не позволил мне проснуться, когда скрипнула дверь и Дон Жуан, похожий на бегемота, проник на цыпочках в номер. И лег на соседнем диване, при этом сладко вздыхая, наверняка, при воспоминании о жарких поцелуях верной жены Ки-Ки.

Это утро, как и следовало ожидать, выдалось довольно печальным. Даже погода не выдержала и расплакалась проливным дождем, словно скорбя по безвременно погибшему адвокату.

Мы с Вано надели строгие костюмы, которые взяли с собой в расчете на то, что во время отпуска хоть разочек сходим в дорогой ресторан, куда не пускают в кедах и джинсах. И конечно, никак не ожидали, что это пригодится совсем для другого случая. Вот уж правду ничего нельзя планировать в этой жизни. И ничего в этой жизни нельзя предугадать.