Город призраков - [39]
— Пойдем, Ник, — тихо попросила Белка. И мой идиллический мир рухнул. И я почувствовал холод. И съежился.
Мы шли к ее дому. И на морском оранжевом песке после нас оставались отчетливые следы. Маленькие, легкие следы босоногой Белки. И рядом — мои, тяжелые и большие. И мне показалось, что на этом песочном берегу моря мы оставляем следы наших, еще пробуждающихся чувств.
Мы остановились у дома. И Белка как-то смущенно, по-детски поцеловала меня в щеку. Короткий, еле слышимый поцелуй.
Она уходила. И я молча смотрел ей вслед. Она замедляла шаг. Ей так не хотелось уходить. А я так хотел чтобы она осталась. Но не окликнул ее. Я противился своим чувствам. И боялся их. Так же, как и она. Зная, наверное, что чувства будут сильнее нас.
Белка легко вбежала в дом. А я медленно пошел прочь. Но не сделав и пару шагов, я услышал протяжный крик. И мигом очутился на крыльце. И распахнул дверь дома. Она стояла в темноте, прислонившись спиной к стене у двери. И дрожала. Я резко включил свет. В ее глазах застыл испуг. И ее лицо побледнело.
— Здесь кто-то был, Ник. Честное слово, здесь кто-то был.
Я зашел в ее комнату. И тут же заметил распахнутое окно.
— Оно было открыто?
— Оно всегда открыто, — вздохнула Белка. — Я только на ночь его запираю. А так… У нас ведь нечего воровать.
Я выглянул в окно. Но кроме слабого шелеста деревьев и кустарников ничего не услышал. И никого не заметил.
Я плотно его закрыл. И посмотрел на Белку.
— Я боюсь Ник, — зашептала она. — Я так боюсь.
Я постарался поддержать девушку.
— А кто утверждал, что ничего не боится на свете? Или это была какая-то другая девчонка?
— Я правду ничего не боюсь, — упрямо повторила она. — Но теперь… Теперь все по другому. Здесь кто-то был, Ник.
М-да, я оказался совершенно в дурацком положении. Оставаться здесь с ней, вдвоем, меня особенно не прельщало. К чему лишний раз было компрометировать Белку, и без того не пользующуюся хорошей репутацией. Но с другой стороны, оставлять ее одну было еще менее правильно. Вдруг с ней что-нибудь случиться? Я выбрал менее опасный вариант из приемлемых. Я выбрал второе. К тому же мне это было не в тягость.
— Может быть, ты останешься, Ник? — окончательно разрешила мои сомнения Белка своей на первый взгляд невинной просьбой.
Я сделал вид, что думаю, и наморщил лоб.
— Остаться? М-да, пожалуй, это просто необходимо. Ты живешь в довольно заброшенном местечке. Пожалуй, не следует оставлять тебя одну в пустом доме.
Правда, я не забывал, что меня ждут в гостинице Вано и Заманский. Но я тут же себя утешил, что мой приятель умеет задавать вопросы.
Наконец я огляделся. В доме было все очень просто. Круглый столик, кресло-качалка, мягкий диван, букет фиалок на низком буфетике, фотографии на стене. Правда, меня несколько удивило пребывание рояля в этом бедном домишке. Он никак не вязался с образом бывшего уголовника и его взбалмошной доченьки с сомнительной репутацией, пишущей с массой ошибок и не богатой на словарный запас.
— А это чудовище откуда? — я кивнул на рояль. — Никогда не поверю, что ты по вечерам играешь Бетховена.
— И правильно не поверишь, — улыбнулась Белка. — Это мамин.
Я невольно посмотрел на фотографии на стене. И мой взгляд остановился на цветном портрете рыжеволосой смуглой женщины с огромными черными глазами. Она улыбалась обаятельнейшей улыбкой. И в ее глазах прыгали чертики. Без сомнений, Белка была копией своей матери. Она настолько не походила на своего отца, что я невольно подумал, что Угрюмый среди этих двух огненно рыжих красавиц выглядел Квазимодо.
Белка заявила, что нам следует подкрепиться. И выскочила на кухню. А я тем временем продолжал рассматривать снимки. Выпускной вечер. Ага! Я и не подозревал, что Угрюмый учился с женой в одном классе. А вот и Модест Демьянович, умиленно скрестивший руки на груди. Судя по всему — их классный руководитель. А вот и их свадьба. Интересно! Вот Угрюмый чуть-чуть повернулся назад. Его взгляд жесток, он, наверное, хочет что-то нелицеприятное сказать человеку, стоящему за спиной. Лицо его не в кадре. Однако отчетливо видны руки. Сцеплены изо всей силы. Стоп. Я внимательно вглядываюсь в снимок. И что-то в этих сцепленных руках, в этом жесте мне кажется до боли знакомым. То ли слегка скривленный мизинец. То ли сам жест. И я невольно вспоминаю лекцию адвоката. Эти же сцепленный пальцы, этот же скривленный мизинец… Неужели?
На моем лбу даже выступила испарина. А почему бы и нет? Возможно, они все учились в одном классе. Черт, так и есть — я мгновенно нашел на фото выпускников и адвоката. Он мог быть и на свадьбе. В последнее время они сблизились, жена Угрюмого умерла и ревновать уже не было смысла. Вполне возможно, у них были общие воспоминания. Вполне возможно, их связывала прошлая любовь. И вполне возможно, что-то не поделили они в этом прошлом. Что-то, касающееся жены Угрюмого. И он решил его…
Черт! Я вытер платком лоб. И тяжело вздохнул. Тогда какого черта я взялся помогать Белке. Чтобы окончательно утопить ее отца? Нет, эта версия меня не устраивала. Хотя, возможно, она и могла быть правдой. Но Белке я решил пока ничего не говорить. Если только очень осторожно.
Каждый человек хоть раз в жизни да пожелал забыть ЭТО. Неприятный эпизод, обиду, плохого человека, неблаговидный поступок и многое-многое другое. Чтобы в сухом остатке оказалось так, как у героя знаменитой кинокомедии: «тут – помню, а тут – не помню»… Вот и роман Елены Сазанович «Всё хоккей!», журнальный вариант которого увидел свет в недавнем номере литературного альманаха «Подвиг», посвящён не только хоккею. Вернее, не столько хоккею, сколько некоторым особенностям миропонимания, стимулирующим желания/способности забывать всё неприятное.Именно так и живёт главный герой (и антигерой одновременно) Талик – удачливый и даже талантливый хоккеист, имеющий всё и живущий как бог.
(Журнальный вариант опубликован в «Юности» 2002, № 3, 4, 6. Отрывок из романа вышел в сборнике «Московский год прозы-2014», изданный «Литературной газетой».)Этот роман был написан в смутные 90-е годы. И стал, практически, первым произведением, в котором честно и бескомпромиссно показано то страшное для нашей страны время. И все же это не политический бестселлер, а роман о любви, дружбе и предательстве. О целом поколении, на долю которого выпали все испытания тех беспокойных и переломных лет. Его можно без преувеличения сравнить с романом Эриха Мария Ремарка «Три товарища».
Впервые напечатана в 1997 г . в литературном журнале «Брызги шампанского». Вышла в авторском сборнике: «Улица вечерних услад», серия «Очарованная душа», издательство «ЭКСМО-Пресс», 1998, Москва.
«…– Жаль, что все так трагично, столько напрасных жертв на той войне. Все так нелепо, – сказал дворник. – Хотя что с нашего человека возьмешь. Ни разума, ни терпения. А ведь все наша темнота, забитость. А все – наше невежество. Все бы бунт сотворить, «бессмысленный и беспощадный». Все нам кровушки подавай… Плохо мы людей знаем, ох, плохо. Да, с денег все начинается. Ими все и заканчивается. На всей земле так. И наша родина – не исключение.– У нас с вами, господин Колян, разные родины. Наша пишется с большой буквы, – Петька пристально посмотрел на дворника, и тот поежился под жестким взглядом…».
Повесть впервые напечатана в 1994 г. в литературном журнале «Юность», №5. Вышла в авторском сборнике: «Улица Вечерних услад», серия «Очарованная душа», издательство «ЭКСМО-Пресс», 1998, Москва.
Название в некотором смысле говорит само за себя. Мистика и реальность. «Мастер» и «Маргарита». И между ними – любовь. А за ними – необъяснимые силы, жаждущие погубить эту любовь… «В жизни своих героев Елена Сазанович соединяет несоединимое: слезы и радость, любовь и ненависть, грех и святость, ангела и черта, а дымка загадочности придает ее повестям терпкий, горьковатый привкус. Разгадывать эти загадки жизни поистине увлекательно», – написала как-то Виктория Токарева в предисловии к сборнику прозы Елены Сазанович.Впервые опубликован в 1997 г.
В порыве гнева гражданин Щегодубцев мог нанести смертельную рану собственной жене, но он вряд ли бы поднял руку на трёхлетнего сына и тем самым подверг его мучительной смерти. Никто не мог и предположить, что расследование данного преступления приведёт к весьма неожиданному результату.
Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…
Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».
Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.