Город постоянной темноты - [4]

Второго дня я не помню. Я очнулся от скрежета железной двери.

— Джон! Поднимайся. — Я по-прежнему лежал на холодном полу, прижавшись к нему щекой, будто это была самая мягкая подушка. Тяжелая рука схватила меня за предплечье.

Я еле волочил ноги. Меня вывели из камеры и поставили у стены, но я тут же начал сползать вниз, поэтому второй надзиратель в коридоре, быстро подхватил меня и прижал спиной к стенке.

— Стой, черт бы тебя побрал, хренов недоросток. — Рявкнул он мне прямо в ухо.

Я постарался удержать равновесие, но голова тяжелела и раскалывалась, мне казалось, что у меня на макушке трещина. Внутри все горело, во рту было сухо, меня затошнило и я отвернулся.

— Какого дьявола ты творишь ублюдок! — Крикнул на меня первый надзиратель, когда я запачкал пол. — Ты будешь это убирать, малолетняя тварь?

Меня снова замутило, и я запрокинул голову назад.

— Только попробуй тут проблеваться еще раз и заставлю тебя жрать свою блевотину! — Заорал надзиратель.

Я вдохнул через нос.

С меня сняли комбинезон и бросили мою одежду. Я с трудом натянул сапоги, которые как мне показалось, стали слишком узкими. Я посмотрел на надзирателей, они усмехались.

Я с трудом встал и поплелся к выходу. Из изолятора путь всегда был одиноким. Дорога была очень долгой, я почти заблудился, свернув к бараку перваков, которые смотрели на меня как на ветерана, вернувшегося с войны единственным выжившим. Никто из тех, кто был на улице, еще не бывал в изоляторе, поэтому для них был кем-то похожим на экспонат музея.

Я развернулся и вышел на свою улицу. Мои товарищи по бараку были на улице. Первым ко мне подбежал Марти, тот самый, который переводился в другую группу.

— Эй, парни, быстро, помогите мне! — Он подхватил меня за подмышки и облокотил на себя. Еще несколько ребят подбежали к нам и помогли Марти дотащить меня до барака.

Они бросили меня на кровать и укрыли одеялом. Малыш Питти поднес мне стакан воды.

— Как ты? — Спросил меня Карл, мой сосед по кровати.

Я жадно выглотал воду и вернул стакан.

— Нормально. Мутит. Наверно, ударился головой. — Я приложил руку ко лбу. Ледяной.

— Ладно, парень, отдыхай. — Марти укутал меня сильнее и отвел ребят. — Кричи, если что. Сегодня дежурит Макс.

Я посмотрел на Макса и попытался улыбнуться. Голова снова загудела. Я посмотрел в боковое окно рядом с дверью. На улице было темно.

4

Мне снился странный сон. Я гулял по незнакомому городу, вокруг меня сновали люди: много красиво одетых и спешащих, нахмурившихся и сосредоточенных людей. Это были не мои учителя, не мои надзиратели. Я не знал их, и среди этой толпы я чувствовал себя одиноким. Кажется, мисс Ровински говорила нам о такой болезни. Это похоже, будто ты сидишь в окопе и вокруг тебя сотни солдат, а ты все равно один на один со своим одиночеством. Со своей смертью.

Я шел по тротуару и смотрел как улица, наполненная этими одиночками, такими же как я, разрывается потоком машин, мчащихся навстречу такому же одиночеству.

Я свернул за угол, у меня было мутно перед глазами, и голова кружилась. Я боялся упасть поэтому протягивал руки вперед, пытаясь зацепиться за что-нибудь. Люди шарахались от меня, как от чумного и испуганно смотрели на мои брожения. Темно. Стало резко темно, и я упал на землю. Асфальт жестоко расцарапал мне кожу на щеках и я провел рукой по лицу, стирая кровь и пыль. Странно. Кожа была грубой и щетинистой. Мне хотелось посмотреть на себя, но я даже подняться не мог. Неожиданно чьи-то руки подхватили меня и подняли на ноги. Кто-то тряс меня за плечо, бормоча непонятные слова над самым ухом. Я не мог ничего разобрать и провалился в темноту.

Люк пробрался ко мне ближе к вечеру. Я проспал весь день и на счастье ребят не доставлял им хлопот. Макс, дежурный по бараку, пару раз подавал мне еду, а парни притащили с обеда несколько резиновых котлет. Они стояли у меня на тумбе и воняли на весь барак тухлой кониной.

— Как ты, парень? — Люк сел на край моей кровати.

— Нормально. — Кивнул я. — Хочешь котлету?

Люк помотал головой.

— Нет, я этого дерьма еще в столовой нахлебался. Ты выходишь завтра?

— Ага. — Я откусил от котлеты маленький кусочек и сплюнул. — Что за гадость?

Даже с голодухи мне не лезли в рот столовские харчи.

— Говорят, завтра парни из 401 и 503 хотят устроить бардак. — Прошептал мне Люк.

Бардаком мы называли сборище парней разных групп с целью порчи казенного имущества. Обычно, результаты бардаков проявлялись на заборах, или в виде пролитой краски на стены корпусов, или как сожженные флаги, на месте которых появлялись вонючие половые тряпки, предварительно вымоченные и сопрелые.

— Кто пойдет? — Спросил я.

— Бобби, я, Клаус, Дживс, Сэм, и, наверное, Колли.

— Колли? — Удивился я.

Дело в том, что Колли был как раз из «перезрелков» и появился в лагере всего два месяца назад, после того как изнасиловал дочку директора интерната, в котором воспитывался до этого. Поэтому все два месяца, что он пробыл здесь, мы наслаждались историями об упругой заднице Мери Сью и о том, как она стонала под ним. Колли, конечно, был идеальной кандидатурой для преступления, потому как, в случае чего, посадили бы именно его, но мы так прикипели к этому парню, что посылать его на верную смерть было подло.