Город отражений - [36]

Сразу двое чужеземцев с двух сторон кинулись на Эдну. Да в спешке едва не сшиблись друг с другом. Тогда как разбойница юркнула поближе к земле, а затем, кувырнувшись, резанула одного из противников по ноге. Тот взревел, оступившись, а Эдна уже метнулась к его товарищу.

Столь любимые северянами секиры, копья и обоюдоострые топоры ведь только выглядят внушительно и устрашающе. И наверняка служат в том числе и этой цели — наводить страху на противников-жертв. Как, кстати и боевая раскраска да по-демонически рогатые шлемы. Еще с таким оружием неплохо пробиваться через полчища врагов, разя их направо и налево. Но вот если противник один, а вооружение его гораздо легче, да и ловкости ему не занимать… Тогда преимущества тяжеловооруженного воина уже не назвать преимуществами. Они обращаются в слабость, в неуклюжесть, чем проворный противник с успехом пользуется.

Воспользовалась и Эдна. Ударив, но только ранив очередного кальдмундца, пробив ему доспех на груди, разбойница резким стремительным движением припала к земле. Тогда как топор северянина, пролетев над головой, по инерции столкнулся со вторым противником. Тем самым облегчив разбойнице ее кровавое дело.

Следующий удар кинжала пришелся в пах кальдмундцу. Эдна не знала, был ли именно этот северянин среди тех, кто надругался над ее матерью. Но все равно со злорадством подумала, что своей звериной похотью эта мразь больше никого не оскорбит. Даже в лучшем для себя случае — если выживет.

Вскочив с земли и обернувшись на очередной крик, Эдна наконец нашла, что искала. Недалеко от почти уже разгоревшегося дома, скорчившись на земле, лежала ее сестренка. А над нею нависал, потрясая копьем, рыжий детина, чье лицо почти целиком скрывала копна волос и густая борода.

Обернувшись и заметив идущую в его сторону женщину, детина ухмыльнулся — ни дать ни взять, оскалился хищный зверь.

— Хьорном нарекли, — столь же по-звериному прорычал он, — Хьорном Бесстрашным. Потому что прежде, чем убить врага, Хьорн всегда говорит свое имя. Кто-то скрывает… кто-то боится проклятий. А Хьорн не боится.

— Вот тут ты прав, погань, — прошептала Эдна, тяжело дыша и сжимая рукой кинжал, — проклинать я тебя не буду… бояться другого надо.

Рука со сверкнувшим в ней лезвием метнулась к ощерившейся роже Хьорна. Но тому удалось отклониться, буквально на волос разминувшись с кинжалом. А в следующий миг северянин крутанул копьем — и удар древка отбросил Эдну, швырнув ее спиной на землю… нет, на труп одного из убитых соплеменников Хьорна. Он-то и смягчил падение разбойницы.

При ударе рука Эдны непроизвольно разжалась и выпустила кинжал. Но по крайней мере на сей счет волноваться не стоило. Небрежным движением ноги кальдмундец подтолкнул оружие в сторону поверженной разбойницы.

— Ты, женщина, похрабрее некоторых мужчин, — так пояснил он свой, казалось бы, неожиданный поступок, — а Хьорн уважает храбрость. Мы сразимся по-настоящему. Один на один, на радость богам и предкам. Но сначала Хьорн закончит с этой малявкой.

И он вновь занес копье над распростертым на земле худеньким тельцем Эйны. С непростительной легковерностью отвернувшись от Эдны.

И напрасно! На успех в честном поединке разбойница не рассчитывала. Вообще не привыкла уповать на честность — хоть на свою, хоть чужую. В противном случае вряд ли ей удалось бы выжить на одной стезе с лихими людьми. Ведь как ни крути, а воткнуть нож в спину и быстрее, и надежнее, чем сражаться лицом к лицу.

Потому-то, ни мгновения не раздумывая, легким не то рывком, не то прыжком Эдна приблизилась к Хьорну на расстояние вытянутой руки. И уже снова занесла эту самую руку, державшую кинжал… когда все вокруг внезапно изменилось.

Двор крестьянской усадьбы, горящий дом и валяющиеся на земле трупы исчезли. Вместо них Эдна видела вокруг себя длинный, скудно освещенный коридор. Коридор Дома Прозрения. А кальдмундец Хьорн Бесстрашный превратился в одного из пациентов: в того, который первым решился вступить в схватку с Надзирателем за душами, не давая тому прикончить Аль-Хашима. Увидев того пациента, Эдна тогда еще задавалась вопросом, где она прежде его видела. Пыталась вспомнить, но безуспешно.

Что до Надзирателя, то теперь он лежал, прижатый к полу, а руки пациента, удивительно похожего на Хьорна, судорожно и изо всех сил сжимали его горло.

— Чего ты ждешь? — прохрипел Надзиратель, вперив в Эдну взгляд одновременно мученический и безумный, — убей же его! Отомсти за сестру! Да замкни эту цепь наконец! Иначе как я смогу добраться до вестибюля… где этот ваш хромоногий ублюдок прострелит мне голову?!

* * *

Вилланду и Игорю почти удалось настичь убегающую Эдну. Однако в последнее мгновение на их пути возникла стена — буквально из ничего. И превратила уходящий вдаль коридор в тупик.

Напоследок, словно бы для приличия, ударив по этой стене кулаком, Вилланд отступил, обозленный и раздосадованный. И только тогда заметил на ней рисунок — что-то вроде фрески. Фреска изображала женщину, в которой, если приглядеться, можно было узнать Эдну. Одну руку, с зажатым в ней кинжалом, Эдна занесла для удара.

— Что происходит? — донесся голос Аль-Хашима, усиленный эхом, — где та… бесстрашнейшая из женщин?