Город-крепость - [35]

Да, повезло.

Ухожу, низко-низко кланяясь, с надеждой, что мое везение будет преследовать меня и дальше.

11 дней

Дей

Не могу устоять на месте, даже прислонившись к ржавой пушке. Мое тело сплошной комок нервов. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Цангу нужно бы пошевелить своей задницей. Мы никогда не встречаемся в назначенное время. Один обязательно опаздывает.

Первой я вижу его сигарету. Подпрыгивает в темноте Сенг Нгои, будто светлячок в аду. Впервые, когда я увидел Цанга (ночью, когда нарисовал метки на стене квартиры), он посасывал палочку, грозящую раковыми заболеваниями, зажатую в ладони. Вытащил следующую и прикурил. Это было много недель назад, много настенных меток назад, много тайных встреч назад. Бьюсь об заклад, все окурки, которые он оставил у старых Южных ворот, можно было сложить в коробку.

Я перестал подпрыгивать и задержал дыхание, когда Цанг подошел ближе. Курение было единственным пороком, которому я так никогда и не поддался. Возможно, из-за того, что отец заставил меня выкурить целую пачку, когда поймал прикуривающим сигарету в саду камней. Тогда я был совсем зеленым, восьмилетним пацаном из Сенг Нгои.

Порой я задумаюсь, а как сложилась бы моя жизнь, если бы такой же принцип он применил и ко всему остальному?

— Что у тебя для меня есть? — Мой связной даже не останавливается.

— Лонгвей не двигается с места. Он продолжает держать меня в пределах гостиной. У меня пока еще есть парень, который работает наркокурьером... — Я замолкаю. Что, если сказать ему правду? Джин ушел, оставив в моей квартире достаточно кошачьей шерсти, чтобы меня постиг аллергический ад. Я не удивлен. Он один из самых сообразительных, с кем мне приходилось пересекаться. Вероятно, он понял, какова моя цель, и сбежал.

Мне бы хотелось, чтобы он додумался умыкнуть мою аптечку. Рану на руке нужно будет обработать еще раз.

— Что насчет шлюхи?

Шлюха... Цанг говорит о девушке в окне. Мне требуется мгновение, чтобы это осознать. Чтобы примирить это жесткое, резкое слово с той, о которой я думаю все последние дни. Вспоминаю взгляд, которым она следила за мной, когда я клал ракушку. Радость и тоска. Сто процентов концентрации.

Она посмотрела на ракушку так, словно это был лучик солнца. Самая красивая и безупречная вещь во вселенной.

И на меня она смотрела так же. Как будто на меня стоило смотреть. Чертов герой. От ее взгляда мне хотелось выпрямиться, смотреться достойно.

Она ошибалась, и это плохо. Для нас обоих.

— Я еще ее испытываю, — словно плохую пилюлю, выплевываю я: героев здесь нет. — Она пытается узнать их имена.

— До сих пор? — рычит Цанг.

— Я дал ей четыре дня.

— Четыре дня! — резко вздыхает он. Его сигарета гневно разгорается, освещая лицо. — Ужасно щедро.

— Столько ей нужно. — Четыре линии. С моей стороны это много, но то, чего я прошу, стоит гораздо больше.

— Ты должен поторопиться. Избавься от мальчишки. Он тебе больше не нужен. Последнее, что мне нужно, чтобы тебя распотрошили из-за наркоты. Сосредоточься на шлюшке.

Избавиться от мальчишки. Сосредоточиться на шлюшке. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Может, если я подпрыгну повыше, то смогу стряхнуть его слова. Побыстрее. Вверх, вниз, вверх, вниз.

— Ты вообще меня слушаешь? — Сигарета Цанга становится небольшим комочком, что свидетельствует о том, что мужчина находится в крайней степени раздражительности. В его глазах блестит последний пепел, пока он наблюдает за тем, как я прыгаю. Вверх-вниз.

— Они мне оба нужны. — План А и план Б. — Мальчишка — мой единственный путь в бордель. Он понадобится мне, когда девушка все узнает.

— Почему бы не поручить все это шлюхе?

Мои ноги приземляются. Стоят. Смотрю прямо на Цанга. На оранжевый огонь в центре удушливого дыма. Почти погасший.

— Перестань называть ее этим словом, — говорю я.

На лице Цанга появляется усмешка. Он смеется:

— Похоже, кто-то втюрился. Брак, заключенный на небесах: проститутка и...

— Мы закончили? — перебиваю я своего связного. Его сигарета подмигивает мне.

— На следующей неделе мне нужны результаты. — Цанг выдергивает сигарету изо рта. Бросает ее в грязную лужу, где она шипит в предсмертной агонии. — Сосредоточься, Сан Дей Шинг. Твое время на исходе.

Мей Юи

Пальцы Инь Юй очень плотно хватались за все, что она показывала мне в лакированном шкафу для сервировки. Костяшки ее пальцев настолько побелели, что я боялась, как бы она не разбила какой-нибудь графин.

Подавать вино и поджигать трубки — задача простая, но Инь Юй относилась к ним как с самому священному действу в мире. Она вручила мне мерцающее красное платье и снабдила длиннющей инструкцией.

Приходить на их зов.

Следить за бокалами, своевременно их наполнять.

Кланяться перед тем и после того, как наливать.

Не смотреть им в глаза.

Ее список все продолжался и продолжался. Голос был не мягким и не резким, но натянутым как веревка. Я не могла винить ее в том, что она расстроена. Это была ее работа с самого первого дня, когда нас с мутными глазами, трясущихся, вытолкнули из грузовика Жнецов. Это был ее первый шаг к тому, чтобы стать мама-сан. И вот она я, забираю это все, не сказав и слова.

— Я этого не хотела. — Это было самое лучшее, что подойдет для извинений, самое близкое к истине.