Город, который ты любишь - [19]
Стрела ткнула вождя в темя, и тот упал, дернувшись, как в ритуальном танце — всем телом. Маронге прыснул со смеху негромко — так этот танец танцевали незамужние девицы в его деревне. Вождь умер, исполняя бабий танец. Смешно? Да, скажет любой, даже белый.
Дальше стало еще смешнее. Белые, вообще не поняв, что случилось, кинулись к телу. Стрелу нашли и принялись орать друг на друга, потом рассеялись по площадке вокруг ловушек. И тут Маронге решился. Ни один воин никогда не охотился сразу на десяток воинов врага. Он будет первым. Тем более, что дураки кинулись в темные переходы между ловушками, пустыми и полными, а двое остались возле тела вождя, вместо того, чтобы забросить его внутрь и увозить, как бы и следовало, будь белые носителями хотя бы искры разума.
— Тур! — Мрачно прозвучало в тишине спустя десять минут. Маронге был недоволен собой. Это была не битва, а бойня. Ни один не понял, что происходит, несмотря на всю беготню вокруг чудовища и ловушек, Маронге просто отстреливал их и резал, прыгая на шею сверху и мгновенно же убегая наверх, на крыши железных домов без окон.
Оставшиеся двое вообще одурели от страха и стали пускать жуков, куда ни попадя, Маронге слышал, как бились их жуки в борт лодки, в бока ловушек, в стены домов, слушал и мрачнел все больше. Думы его были самые горькие. Вдруг, он обсчитался? Вдруг, высшие духи, кого представлял на земле Змей, не сочтут тех, кого он убивает, как один за одного и для вытеснения их не хватит? Может, два за одного? А как считать, три ветки были уже сожжены, Маронге даже слегка запутался, пока не понял. Все просто. Если он решит или получит знамение, что одного белого мало за одного настоящего человека, то тогда доделает начатое, а потом снова сломает еще столько же веток и начнет сначала. Определившись с будущим, Маронге успокоился и отправил двух оставшихся белых тур, что так и пускали жуков, время от времени суя в палки ульи с жуками, куда ни попадя, вслед за остальными, включая вождя. Одиннадцать белых! Ур! Достал! Маронге слегка воспрял духом и побежал на своих коротеньких ножках к чудовищу, за головой вождя. Открывать ловушки он не умел, да и не дело это — забирать то, что добыто не тобой. Сами пусть выбираются! Тур!
Знамение он получил прямо у чудовища, возле которого лежал лысый вождь. Погонщик чудовища сидел внутри и навел на Маронге короткую палку.
«Тур-тур-тур! Тур! Тур!» — Мысленно вскричал Маронге, понимая, какого тур он свалял — сейчас его убьют и все! Пропала надежда после многих кругов снова вернуться настоящим людям! Сопляк! А еще собирался есть вождя! Стыд уколол Маронге напоследок, короткая палка дернулась — и… Жук отказался вылетать, совсем ленивый был жук, ленивый и сонный. Погонщик затряс свою палку, вопя, как обезьяна, севшая на головню, а Маронге степенно всунул ему нож в живот и разрезал ровно по пупку, от бедра до бедра. Гур. Ужас. Гур! Что могло бы быть! Маронге содрогнулся, все еще волнуясь, отрезал голову лысому вождю, снял кусок мяса помягче и убежал в ночь, к себе.
23
— Господин сенатор? Вот так приятный сюрприз, чем могу служить? — Радостно воскликнул тот самый вездесущий господин, глядя на приехавшего к нему домой сенатора. Да, да. Того самого.
— Можете, именно что служить, именно вы, и именно, можете, — так что же радостно отвечал сенатор, входя. Был он один, охрану оставил снаружи, но вездесущий мистер ничуть не боялся ни сенатора, ни охраны.
— Весь к вашим услугам! Чего прикажете? Кофе, чай, ром, виски, абсент? — Лучился радостью хозяин, провожая сенатора в гостиную.
— Чек героина и хорошую трубочку опиума, мой друг. Для аппетита, — пошутил сенатор и засмеялся первым.
— Тогда начнем с…
— Тогда начнем с того, что вы забыли внести меня в совет директоров нефтедобывающей фирмы. Там, в Амазонии, — сухо, зло сказал сенатор.
— Вы, господин сенатор, белены объелись? — Без тени издевки спросил странный мистер у государственного мужа.
— Нет. Просто я могу вспомнить, что это эндемик в чистом виде, так, кажется, называется это место? Пока о нем забыли. Но, умеючи, можно и напомнить.
— Объяснитесь, сенатор, — ласково, как ребенка, попросил таинственный мистер.
— Вы пытались шантажировать меня, милейший. Сообщаю, что тема эта закрыта. Подавать иск будет некому. Ночью какое-то зверье вырезало семь домов по улице, где жила семья одного из бедных мальчиков. Всех, поголовно, мы все просто на ушах, простите, стоим, детей, женщин, мужчин, все видеорегистраторы похищены или уничтожены. А по улице, где жил когда-то второй мальчуган, о которым вы бредили, пять домов. Точно так же. Увы. Подать иск теперь можете лишь лично вы, мой незадачливый друг, но кому? И как? Признаетесь, что владели таким материалом не сдали меня в ФБР потому, что алкали наживы? Будем сидеть, мой друг, в соседний камерах. Да и то вряд ли. Потребуется эксгумация, а то, что осталось в могилах несчастных ребятишек, принадлежит другим несчастным ребятишкам, с других мест нашей обширной родины. Так что ваш видеомонтаж можете сунуть себе в зад, дражайший мой.
— А если это пойдет в суд от анонимного заявителя? — Мило улыбнулся тот, кто только утром вернулся в страну и еще не знал о дикой резне в двенадцати домах.
В нашем мире Ферзь жил и убивал по самурайскому Кодексу чести.Дорога смерти была его дорогой. Он не знал, каким будет финал, но знал точно – смерть уже близко.Древнее языческое волшебство подарило ему еще одну жизнь.На этот раз – в Древней Руси. И оказалось, что деревянный меч субурито, которым в совершенстве владел Ферзь, ничуть не уступает стальным клинкам княжьих дружинников.И мечам их врагов…
Он — викинг, Рагнар Ворон, человек, у которого в жизни есть великая цель. Он пытался убить короля и у него ничего не вышло. Теперь и король, и наниматель хотят его голову. Остается только бежать, и кажется, что все вокруг против него. Помощь приходит с той стороны, откуда он ее не ждал. Тролли, словенский нежить, влюбленная хюльдра протягивают ему руку помощи. При создании обложки использован образ Лагнара Лодброка в исполнении Трэвиса Фиммела из сериала "Викинги".
Роман о жизни и приключениях великого Редхарда по прозвищу «Враг-с-улыбкой». Фентези. «Меча и колдовства». Без попаданца. Совсем. Попаданца нет. Вообще. Ни спецназовца, ни Мэри Сью, ни ПТУ-шника-дегенерата, ставшего императором всея Эльфийския Королевства. Простой охотник на нежить. И на нечисть. Не идейный, работает за золото. Страдает потерей памяти. Точнее, у него потеря памяти, но сам он от этого не страдает, ему просто наплевать. О его приключениях в выдуманном мною мире, собственно, сам роман. P.S. Попаданца нет. Совсем.
И именно там нам навстречу выскочил единорог. Один. … Он выскочил на лужайку, сверкая, как кипящее серебро — на последнем луче уходящего спать Солнца повис, казалось, отделившийся от его лба витой рог. Он был прекрасен. Я не видел драконов, но думаю, что и они, и единороги — как и некоторые другие, как Ланон Ши — это то, что человек всегда сопровождает словами: «Я онемел». А я нет. Кипящее серебро его боков, сине-зеленый ремень вздыбленной по хребту шерсти, сапфирово-светящийся рог ошеломили меня и я негромко выдохнул: «На таком пахать впору».
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.