Город изгнанников - [20]

Шрифт
Интервал

– Представляешь, на вилле Бокаж – ну где ты тоже язык изучал – Толстой бывал. И не один раз.

– Да, я что-то слышал. Ну и при чем здесь Романовы?

Арина рассказала мужу о том, что ей удалось узнать за сегодняшний вечер.

– Так что у нас теперь еще изгнанники в ООН появились. Можно будет сначала вести туристов на виллу Пелуз и рассказывать о семье Дюваль, а потом идти на виллу Бокаж. А там уже и про великую княгиню со Строгановым, и про Толстого. Так что Вера будет довольна. За несколько дней я уже немало материала накопала.

– Узнаю муравья. Пока не пропашет все, не успокоится.

– Но это же интересно! Во все времена бушуют страсти!

– А у вас-то в комиссии какие страсти?

– На сегодняшний день, как я подозреваю, имеются уже две: роман заместителя председателя комиссии Гилмора с секретаршей Батлера и симпатичного молодого человека, я тебе о нем говорила – Волоченкова – с одной мадам с роскошным именем: Жанна Вуалье. Вот тебе страсти.

– Ну, это не страсти, а обычные дела, – успокоился Олег. – А имя у нее странное. Она что, иностранка?

– Нет, русская, – задумалась Арина. – Наверное, она замужем за иностранцем.

Глава четвертая. Вилла Коппе



Жанна Вуалье действительно была замужем за иностранцем – швейцарцем Мишелем Вуалье, но сейчас она сидела в ресторане не с ним, а с Сергеем Волоченковым. Именно о встрече с ней и договаривался Сергей, когда Арина заглянула к нему в кабинет. Отель находился в небольшом городке Коппе, на самом берегу Женевского озера. Май в этом году выдался теплый, и ресторан уже выставил столики на террасе, откуда открывался замечательный вид. Жанна была в восторге. Она выбрала столик, стоявший немного в стороне. Уселась и защебетала.

– Как раз то, что надо, чтобы отметить годовщину нашей встречи. Ты посмотри, какой вид на озеро, на горы. К тому же и публика здесь не хухры-мухры.

– И что же это значит? – с усмешкой спросил Сергей.

– Это значит – не старики, не бедные пенсионеры.

– И почему же ты так решила?

– По ассоциации с мухоморами. Про стариков иногда говорят: старый мухомор. Вот мне и показались эти слова созвучными. А чего ты смеешься?

– Да у тебя, как всегда: слышала звон, да не знаешь, где он. На самом деле это говорится так: это тебе не хухры-мухры. Значит, вещь очень даже хорошая, добротная! А у нас во дворе говорили еще так: мы не хухры-мухры, а «хрю-хрю».

– И вообще я права, публика же здесь знатная. – И Жанна рассмеялась.

Сергея не коробило, а скорее даже умиляло, что при всей ее внешней воспитанности, даже порой чопорности, Жанна могла иногда отпустить такое словечко, которое никак не вязалось ни с ее обликом, ни с ее, как правило, приглаженной лексикой. Правда, чаще всего, как и сегодня, она употребляла их невпопад. Но и это его не раздражало. Ему вообще все нравилось в Жанне. Смех – искренний, и от этого, наверное, заразительный. Манера говорить – немного нараспев, чуть растягивая слова. Фигура – высокая, с по-настоящему развитыми женскими формами, и в то же время полная грации и даже какой-то неги. Лицо – очень белое, как у всех рыжеволосых, большой, но правильной формы рот, тонкая дуга золотистых бровей, красиво оттеняющих зеленые кошачьи глаза. И над большим немного выпуклым лбом огромная непослушная копна слегка вьющихся, отливающих медью волос. Сергей увидел Жанну в магазине русской книги, куда зашел выбрать подарок другу-художнику ко дню рождения. Он как раз перелистывал фолиант, посвященный венецианской живописи. Когда Сергей поднял глаза от книги, ему показалось, что он грезит: в магазине стояла женщина, сошедшая с полотна одного из венецианских художников. К его удивлению, Жанна, заметив его взгляд, упершийся в нее, подошла и спросила, все ли с ним в порядке. Как выяснилось позднее, вид у него был не просто удивленный, а испуганный, и она решила, что ему плохо. Так они и познакомились.

От всего облика Жанны веяло чем-то очень несовременным. Они всегда встречались либо днем где-нибудь в ресторане, либо по вечерам у него дома или опять же в ресторане, поэтому он никак не мог представить ее совершающей какие-то простые обыденные действия. Он пытался вообразить Жанну садящейся в автобус или входящей в заполненный вагон метро. И не мог. А еще меньше – катящей тележку, наполненную продуктами в супермаркете. Хотя наверняка она все эти действия совершала. Но без него.

От неторопливых и приятных воспоминаний его отвлек голос Жанны.

– Нет, это просто бог знает что такое. Сергей, ну подзови же наконец официанта! – в нетерпении воскликнула она. – Мы сидим уже десять минут, и никто еще даже не подошел.

– Да ладно, ничего страшного. Сиди, наслаждайся. Погода чудесная, вид потрясающий.

– Хорошо, я постараюсь, – не очень убедительно сказала Жанна.

– Я познакомился с новой сотрудницей – ее зовут Арина Родионова. Забавное имя.

– Да, я слышала. Кондратович мне сказал, что Батлер нанял какую-то мадам, вроде бы психолога или что-то в этом роде. Очень возмущался. Я так и не поняла, зачем все это нужно.

– Есть две версии. Одна, официальная – помочь тем, кого увольняют. Психологическая поддержка. Что-то вроде того. А вторая, реальная, – разобраться с анонимками. Она в Москве в газете «Следопыт» работала. Занималась журналистскими расследованиями.


Рекомендуем почитать
Убийство на Кольском проспекте

В порыве гнева гражданин Щегодубцев мог нанести смертельную рану собственной жене, но он вряд ли бы поднял руку на трёхлетнего сына и тем самым подверг его мучительной смерти. Никто не мог и предположить, что расследование данного преступления приведёт к весьма неожиданному результату.


Обратный отсчёт

Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…


Боги Гринвича

Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».


Легкие деньги

Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?


Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.


Начало охоты или ловушка для Шеринга

Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.