Город гибели - [12]

По пути в гримерную она столкнулась с Бэггетом, который, глядя на нее с нежностью, протянул руку к ширме:

— Разреши, я помогу тебе.

— Спасибо, Томми. Не надо, — прошептала она.

— Сегодня он всем понравился, не так ли?

Она нахмурилась, отчего сквозь толстый слой грима проступили глубокие складки и, пожав плечами, сказала:

— Просто сегодня такая публика. И ты тоже когда-нибудь понравишься.

— Спасибо, — сухо ответил Бэггет, стареющий исполнитель сентиментальных песенок.

— Я не то хотела сказать, Томми, — она прислонила ширму к стене и приблизилась к нему. — Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь, то есть к твоему пению.

— Понятно. Теперь ты сказала то, что хотела?

— Я, пожалуй, лучше пойду, — сказала Ванда.

Войдя в гримерную, она застала своего мужа в хорошем настроении, и это его настроение она любила меньше всего. Он пялился в зеркало, яростно растирал полотенцем плечи и широко улыбался, так широко, что были видны почти все зубы, большие и крепкие.

— Эй, а сегодня меня хорошо принимали. Даже очень, — сказал он счастливо. — У меня такое чувство, будто я вылез из стального ящика. Видела этого коротышку? — Он загоготал и ударил по туалетному столику. — Он-то думал, что скрепил меня насмерть этими проводами. Видела, как он кряхтел, чтобы шнур затянуть покрепче. Такие вот недомерки хуже всего. Обожаю делать из них дураков.

Он повернулся и посмотрел на жену, глядящую в никуда пустыми глазами.

Тогда он сжал кулаки, напряг свои мускулы и раздул грудную клетку, чтобы показать всю мощь своей фигуры, столь важную для его занятий.

— Взгляни-ка сюда. Видела что-нибудь подобное? Кто даст мне сорок шесть? Ну-ка скажи.

— Греческий бог, — с горечью отозвалась Ванда. — Кстати, о грехах. Мы приглашены сегодня вечером на обед. Роско угощает.

— Ох уж этот Фил. Он всегда портит мне аппетит, — посетовал Ферлини все с той же усмешкой. — Ты слышала, как он сказал, что этот мой последний номер с высвобождением из пут кончился? Как тебе это нравится? Ему бы следовало посмотреть на публику сегодня, а? Думаю, он сразу бы заговорил по-другому.

— Ведь это он вовлек тебя в дело, не правда ли? Ну тогда и подумай, кому лучше знать, кончился этот трюк или не кончился. — Ванда зевнула и начала переодеваться. Внезапно она вспомнила что-то и, отирая на ходу грим, снова подошла к столику мужа.

— Послушай, когда сегодня встретимся с Филом, ради всего святого, не заводи с ним опять разговор об этом трюке с водой, понял? У меня голова начинает раскалываться, когда я слышу про это.

— А, — махнув рукой, сказал Ферлини. — Просто ты стареешь, Ванда. Вот в чем твоя беда.

— Ой, кто это говорит, послушайте-ка его. Ты, между прочим, тоже не цыпленок, и уже давно. Так что не забывай об этом.

Он посмотрел на нее, ехидно улыбаясь.

— Я насчитал у тебя десять новых морщин только с прошлой недели, сладкая моя. Давно не разглядывала себя? Ну так пойди и посмотри, у тебя ведь есть зеркало?

— Иди к черту!

— Нет. Пойди и посмотри! — вдруг закричал Ферлини. Затем он вытянул свою сильную мускулистую руку, схватил ее за запястье и подвел к освещенному зеркалу, стоящему у него на столе. Он чуть не ткнул ее лицом в это зеркало. Она взглянула на свое отражение, на расплывшуюся на лбу и подбородке оранжевую косметику, на старческие морщинки вокруг рта, на мешки под глазами и отвернулась, но Ферлини держал ее мертвой хваткой.

— Отпусти, Джо. Ради Бога, прекрати!

— Ну так кто из нас старый, а? Я моложе тебя, потому что держу себя в форме и слежу за собой, поняла? И никогда не называй меня старым, слышишь?

— Хорошо, хорошо.

Он с явным сожалением отпустил ее, злобно прошипев еще что-то.

Прекрасное настроение было испорчено. Ванда со слезами на глазах прошла в другой конец комнаты заканчивать свой туалет.

— Не все еще считают меня старой, Джо, — прошептала она. — Не все.

— Заткнись и одевайся скорее. Мы, кажется, собирались на обед? Ну так идем. Кроме того, — он встал и похлопал себя по плоскому животу, — я бы хотел поговорить с Роско кое о чем. И о трюке на воде, в том числе.

Ванда промолчала.

Ресторан, который выбрал Роско, был под стать ему самому: уже переживший свои лучшие дни, слегка потрепанный, но довольно приятный и хорошо освещенный. Роско галантно подвинул стул для Ванды, но Ферлини плюхнулся на него, схватил со стола булку и разломил ее пополам. С набитым ртом он обратился к Роско.

— Тебе бы, Фил, следовало посмотреть на меня сегодня. Я был в своей самой лучшей форме. Вон Ванда не даст соврать, да, Ванда?

Ванда вымученно улыбнулась:

— Публика сегодня была хорошая.

— Публика хорошая? Да меня три раза вызывали и три раза поднимали занавес, — воскликнул Ферлини, забыв, что он работал без занавеса и без вызовов на «бис». — Я тебе говорю, Фил, что номер с разрыванием и освобождением еще долго будет проходить на «ура» и иметь успех. А я собираюсь быть на гребне его. Особенно после того, как проведем трюк на воде.

— Что? Опять? — заорал Фил. — Слушай, мы не выпили еще ни капли, а ты опять за старое.

Ферлини довольно загоготал и крикнул официанта.

Для Ванды этот обед был утомителен от начала и до конца. Ферлини и его менеджер говорили и говорили. Все это она слышала уже много раз.