Город - [125]

ПОЛУЧАТЕЛЬ: МИСТЕР ФЛЕМ СНОУПС, ДЖЕФФЕРСОН, ШТАТ МИССИСИПИ.

Правда, мистер Сноупс при этом не присутствовал. Ему было некогда – он теперь стал банкиром и пресвитером баптистской церкви, вдовцом, жил одиноко в старом доме де Спейна, который отделал под особняк вроде тех, что строили на Юге до гражданской войны; так что встречать их он не пришел. Встречал их Динк Квистенберри. Он еще на Французовой Балке женился на одной из сестер, или племянниц мистера Сноупса, или кем она ему там приходилась, и когда мистер Сноупс отправил А.О.Сноупса обратно в Балку, семейство Квистенберри приехало сюда, чтобы купить, или снять, или, во всяком случае, получить в пользование «Гостиницу Сноупса», которая теперь уже была не «Гостиницей Сноупса», а «Джефферсонским отелем», хотя люди там останавливались все те же, скототорговцы и присяжные, обязанные заседать в окружном суде. Конечно, Динк был уже достаточно взрослым, чтобы быть зятем мистера Сноупса, или кем он там ему доводился, но никому и в голову не приходило сказать такому человеку «мистер».

Он был там; наверное, его прислал мистер Сноупс. И при виде их он, наверное, почувствовал то же самое, что и мы, когда их увидели, и то, что чувствовали, судя по их лицам, старший проводник, и начальник поезда, и вагонный проводник с самого Нового Орлеана, где, как видно, они приняли этот груз. Потому что эти существа были не похожи на людей. Они были похожи на змеенышей. Впрочем, может, и это слишком сильно сказано. Во всяком случае, на детей они похожи не были; меньше всего на свете они были похожи на детей – лица темные, одутловатые, волосы черные, такие, словно кто-то надел им на голову горшок, а потом остриг их в кружок тупым ножом, и глаза совершенно черные, совершенно неподвижные, ни один человек в Джефферсоне (да и во всем округе Йокнапатофа) не видел ни разу, чтоб они моргали.

Не знаю, как Динк с ними объяснялся, потому что проводник уже сказал всем, кто его слушал (а к тому времени вокруг него собралась порядочная толпа), что они не говорят ни на одном языке, о котором он знал бы хоть понаслышке, и что с ними надо поосторожней, потому что у одного из них есть складной нож с лезвием длиной в шесть дюймов, – он не знал, у которого именно, и не имел ни малейшего желания это выяснять. Но как бы то ни было, Динк посадил их в машину, а поезд пошел дальше.

Может, этим они и пугали людей или, по крайней мере, напугали Скитса Макгауна в кондитерской у дядюшки Кристиана, потому что не прошло и недели, как они стали заходить к Кристиану, все четверо (они всегда ходили вчетвером, как будто доктор или еще кто, приняв каждого от матери, просто прикрепил отрезанную пуповину к старшему. Мы к тому времени уже знали, кто они: дети Байрона Сноупса от индианки из племени джикарильских апашей из Олд-Мехико), и через две минуты выходили, набивая себе рты мороженым.

Они были неразлучны и в городе, и за городом, во всякое время дня и, как потом оказалось, ночи тоже; однажды в два часа ночи Отис Харкер поймал их, когда они выходили гуськом из-за угла фабрики, на которой разливали по бутылкам кока-кола; Отис сказал, что не мог понять, как они, черт их дери, туда попали, потому что все двери были заперты и все окна целы, но он за пять, а может, и за шесть футов учуял запах теплого сиропа, которым была залита у младшего ночная рубашка, или халат, или что там на нем было. Потому что ближе он не подходил; он сказал, что крикнул на них, велел им идти домой, к Сноупсу, я хочу сказать – в «Джефферсонский отель», но они молча стояли, глядя на него, и, как он рассказывал, он не хотел им сделать ничего плохого: просто хотел заставить их сдвинуться с места, потому что они, может, его не понимали. Так что он просто расставил руки, будто хотел их поймать, крикнул и сразу осекся – перед ним молнией блеснул нож, блеснул и сразу исчез: он не успел даже заметить, у кого из троих – у девочки или у одного из мальчиков – он был спрятан; и мистер Коннорс пошел на другое утро к Динку Квистенберри и сказал, чтобы тот не пускал их на улицу по ночам.

– Как бы не так, – сказал Динк. – Попробуйте-ка сами. Попробуйте не пускать их на улицу или вообще куда-нибудь не пускать. Я вам разрешаю. Сделайте одолжение!

Так что когда случилась эта история с собакой, даже сам мистер Хэб Хэмптон побоялся к ним подойти. А история была вот какая. У нас в Джефферсоне тогда мостили улицы, и в город приехало много новых инженеров, подрядчиков и всяких других людей с семьями, вроде семьи Ридделлов, чей мальчик устроил нам каникулы два года назад. У одного из них детей не было, а был кадиллак, а у жены его была собака, которая, как они говорили, стоила пятьсот долларов, – до сих пор о собаке дороже пятидесяти долларов, если не считать хорошо натасканного пойнтера или сеттера (да еще одной собаки по кличке Лев, помесь с эрдельтерьером, которая была когда-то у майора де Спейна, отца мистера де Спейна, и о которой до сих пор говорили охотники в Северном Миссисипи), – в Джефферсоне и не слыхали и, уж конечно, не видели; китайская болонка с золотой пластинкой на ошейнике, которая, вероятно, даже не знала, что она, собака, ездила в кадиллаке и скалила зубы через окошко не только на других собак, но и на людей, да еще специальное мясо ела, которое мясник мистера Уолла Сноупса специально заказывал в Канзас-Сити, потому что людям было слишком дорого его покупать и есть.