Город еретиков - [57]

Радость герцога, шагавшего по улицам Авиньона, не знала пределов. Он только боялся, что вся эта встреча была лишь блаженным сном и что с минуты на минуту он проснется.

8

Лирей, 1353 год

Четыре года спустя строительство соборной церкви было завершено. Ей дали имя Святой Марии Лирейской, но все ее знали под названием часовни Священной Плащаницы. Жоффруа де Шарни распорядился возвести храм прямо над останками Кристины и Аурелио. Разумеется, он затеял это не из желания увековечить их память, а потому, что таким образом герцог получал гарантию, что мертвые тела, укрытые тоннами кирпича, никогда не будут обнаружены. Вопреки своей воле герцог воздвиг над их могилами величественный крест — тот, что венчал шпиль колокольни. Это была часовня простых очертаний, стоявшая посреди полей, поднимавшаяся над пахотными землями. На каждой из шести сторон центрального нефа находилось по узкому окну, так что часовню наполнял неяркий свет, слегка зеленоватый из-за окружавшей ее зелени полей. Двускатная крыша из красной черепицы завершала этот пасторально-буколический ансамбль. Однако изнутри церковь выглядела строго и величественно в соответствии со значительностью реликвии, которая в ней хранилась. На изготовление обоих ретабло[31] получил заказ сам Морис Кассель; любопытно, что оба они были выполнены в форме барельефов. Первое представляло сцену распятия, а на втором был запечатлен момент, когда тело Иисуса оборачивают плащаницей. Или, возможно, то было тело Аурелио. И действительно, сходство между Христом на ретабло и на плащанице было поразительное. В самом приметном месте церкви, над алтарем, помещалась Священная Плащаница Господа Нашего Иисуса Христа, вертикально свисавшая с потолка, точно штандарт. Для открытия прихода теперь не оставалось никаких препятствий. Как и было задумано, в роли священника должен был выступить сам Жоффруа де Шарни, желавший иметь возможность контролировать свое предприятие. И все-таки, когда все уже было подготовлено, исполнение главного желания герцога снова пришлось отсрочить из-за неожиданного обстоятельства: возобновились военные действия с Англией.

Пуатье, Франция, 1356 год

Жоффруа де Шарни опасался худшего: если англичане доберутся до Труа и, следовательно, возьмут под контроль и Лирей, его бесценное сокровище будет похищено — так же как много веков назад произошло с полотном из Эдессы при появлении мусульман. Герцог не собирался сидеть сложа руки в ожидании. Он снова снарядил в поход маленький отряд и выступил под начало короля Иоанна Второго, чтобы воспрепятствовать продвижению врага. Встав во главе своего победоносного войска, прославившегося взятием Вильявисьосы Астурийской, герцог присоединился к французской армии и прибыл в Пуатье. Однако британские войска ничуть не напоминали горстку мужчин и женщин, по большей части безоружных и необученных монахов и послушниц, населявших замок Велайо. 19 сентября 1356 года разразилось кровавое сражение при Пуатье. Герцог, привыкший к легким победам над беззащитным противником, впервые узнал, что такое война. Неожиданно для себя столкнувшись с натиском свирепого врага, он ясно понял, что все его героическое ратное прошлое — это сплошная ложь, в которую он и сам в конце концов поверил. Оказавшись на поле боя и видя, как его солдаты гибнут один за другим, словно мухи — точно так же сами они когда-то яростно уничтожали беспомощных сподвижников Аурелио и Кристины, — герцог решил бежать. Но было поздно: копье пронзило его грудь прежде, чем рыцарь успел повернуть коня в сторону, противоположную от неприятеля. Жоффруа де Шарни испустил дух тотчас же, без страданий — такой милости он ни за что бы не предоставил ни Аурелио, ни собственной дочери.

9

Лирей, 1356 год

И все-таки история Священной Плащаницы не окончилась с гибелью Жоффруа де Шарни. В ноябре 1356 года его вдова, Жанна де Вержи, которая при жизни супруга возвела молчание в культ и смогла убедить своих близких, что расстройство рассудка привело ее на грань идиотизма, открыла часовню Святой Марии Лирейской. Люди, не входившие в узкий семейный круг Жанны и сомневавшиеся в ее недуге, не ошиблись. После смерти мужа она в одночасье превратилась в женщину с безупречной деловой хваткой. Жанна сама позаботилась о том, чтобы найти приходского священника, не способного вникнуть в коммерческую сторону предприятия; она в одиночку, железной рукой распоряжалась судьбой каждой монетки, попадавшей в кружку для подаяния. В пору своего расцвета скромная сельская церковь превратилась в самый посещаемый во Франции храм. Притяжение Священной Плащаницы было таково, что паломники со всей Европы стекались, чтобы поклониться живому изображению Христа в момент его Воскресения из мертвых. Богатство Жанны, вдовы Жоффруа де Шарни, было неисчислимо, а покоилось оно — в буквальном смысле — на мученичестве ее дочери, ее зятя и ее собственного мужа. Никто не осмеливался поставить под сомнение подлинность савана, и небольшое пространство часовни уже не вмещало в себя толпы верующих. Прекрасная и безмолвная Жанна ни у кого не могла вызвать подозрений — ни у кого, кроме старого врага ее мужа, Анри де Пуатье. Епископ так и не простил Жоффруа де Шарни, даже мертвому, что он насмеялся над его властью. С другой стороны, этот прямой и честный человек не мог смириться с тем, что в его собственной епархии выставлена напоказ поддельная реликвия, изображающая самого Христа, и церковные сундуки при этом наполняются золотом. Проведя кропотливое и трудоемкое расследование, епископ города Труа получил признание Мориса Касселя. Одного допроса оказалось достаточно, чтобы художник, человек боязливый и слабохарактерный, заливаясь слезами, рассказал всю правду. Теперь, когда герцог де Шарни был мертв, Морис Кассель мог облегчить свою совесть раскаянием. Художник признался в подделке с такой истовостью, что Анри де Пуатье убедился в полной правдивости его рассказа. Однако Морис Кассель ни словом не упомянул об убийстве Аурелио; он говорил лишь об изготовлении барельефа, а не о том, кто послужил для него моделью. Художник не собирался брать на себя соучастие в подобном преступлении. Получив в свои руки признание, подписанное изготовителем подделки, епископ добился запрета на публичную экспозицию фальшивого савана.