Город без людей - [12]

Позже, пытаясь анализировать увиденное, Артём удивлялся своей реакции. К тому моменту он ещё никого не убивал, и совершенно не собирался начинать — служба в армии удачно попала на промежуток между локальными конфликтами, жизнь заботливо не ставила в ситуации «я или он», и Артём, по-писательски примеривая на себя гипотетические ситуации, предполагал, что убить человека он, вероятно, и сможет, но только в ситуации крайней необходимости, с глубокой ломкой себя до, и с длительным душевным дискомфортом после. Между тем, увидев Чёрного, он ни секунды не сомневался, что ЭТО немедленно, прямо сейчас, сию секунду надо уничтожить. Ощущение непереносимости существования в одном мире с этим существом было резким и даже, пожалуй, физиологическим. Пытаясь описать, Артём потом сравнивал его с запахом — как будто вокруг со страшной силой запахло говном. Порыв был настолько силён, что, не будь у него оружия, Артём бы, наверное, забыв про собак, кинулся бегом во двор с ножкой от табуретки.

Чёрный стоял в плотном кругу собак и вроде бы ничего не делал, но от него расходились физически ощущаемые волны угрозы. Собаки смотрели на него и тихо, в едином ритме коротко взрыкивали, как будто он дирижировал ими — без рук, одним взглядом. От этого ровного неприятного ритма Артёму становилось ещё хуже. В глазах темнело, как будто в воздухе становилось все меньше кислорода.

Присев за ограждением балкона и засовывая в магазин остроносые патроны, он с трудом сдерживал себя — хотелось то ли бежать без оглядки, то ли кинуться в рукопашную. Адреналин колотил тело бешеным пульсом и приходилось делать над собой усилие, чтобы не тряслись руки. Ощущение от Большого Чёрного было просто непереносимым — хотя, вспоминая это чуть позже, Артём уже не мог понять, почему. Если судить объективно — ничего особенно ужасающего в его внешности не было. На самом деле, Артём Чёрного даже толком не разглядел: высокая человекообразная (признать его человеком было внутренне невозможно) фигура в чем-то бы тёмном и бесформенном — ряса? Балахон? Плащ? Отчего-то взгляд на нем толком не сосредотачивался и очертания не то чтобы расплывались — но не были достаточно отчётливыми. Лица не было видно, и Артёму было страшно вглядеться в тень под капюшоном. Даже совмещая прицел с мушкой на голове Чёрного, он видел только силуэт — глаза отказывались фокусироваться на его фигуре.

Резко, нечеловеческим по пластике движением, Чёрный наклонился вперёд, выдернув из заворожённой стаи крупную рыжую собаку. Взметнулись полы балахона, плеснуло красным — и в воздухе по крутой дуге, вращаясь в ореоле алых брызг, полетела оскаленная собачья голова. Артём не увидел, чем он это сделал — ножом или голыми руками, но, рефлекторно отреагировав на движение, нажал на курок.

Приклад жёстко толкнул в плечо. От панической атаки в ушах был такой шум, что выстрела Артём почти не услышал. Из плеча Чёрного вылетел фонтанчик тёмной крови, и его дёрнуло назад — второй выстрел ушёл мимо, найдя случайную жертву среди собак. Чёрный метнулся в сторону, уходя с линии прицеливания, и Артём, не успевая, повёл за ним длинным стволом, выстрелив вдогон в последний момент и попав буквально чудом — куда-то в нижнесреднюю часть фигуры, отчего та, подломившись кувыркнулась по асфальту, но скрылась за углом здания.

Артёма моментально, с каким-то почти слышимым внутренним щелчком, отпустила паника и ему стало ужасно, до истерики смешно.

— Что, словил поджопник? — заорал он вслед Чёрному и высадил два оставшихся в магазине патрона по стремительно разбегающимся со двора собакам.

Свора бросилась врассыпную, прыгая в кусты и за мусорные контейнеры. Однако одна лохматая тушка остались лежать на траве, а ещё одна ползла, повизгивая и волоча за собой по земле отвисший зад. За ней оставался кровавый след. Артём вставил один патрон, тщательно прицелился и прекратил её мучения — голова псины треснула как упавший арбуз.

Собирая с пола раскатившиеся боеприпасы, Артём снаряжал опустевший магазин и осматривал двор. Никакого движения заметно не было. Похоже, противник окончательно покинул поле боя. Оставались ещё собаки в подъезде, но Артём не собирался с ними встречаться — ну их к черту, драться на узкой лестнице. Пусть сидят под дверью сколько влезет, а потом жрут друг друга с голодухи. Достав из кладовки толстый репшнур, он спустил во двор сумки, а потом, привязав его к балкону, спустился со второго этажа сам. Насторожённо оглядываясь и не выпуская из рук дробовик, Артём дошёл до конца дома, и, решившись, резко качнулся за угол, выставив перед собой ствол. Никого — только пятна на асфальте. Вроде и кровь, а вроде и темновата, как густая венозная. И пахнет странно — полынью и миндалём.

Артём пожал плечами, и вернулся к машине. Вещи кинул в кузов и полез в кабину, прихватив с собой только сумку с едой и дробовик. Мягко заурчал дизель, и машина выехала из двора. Отъехав пару кварталов, он почти успокоился. Обратившись по привычке к небу, он спросил вслух:

— Ну, Дорогое Мироздание? Вот это сейчас что вообще было? Что за погань ты высрало на мою голову?