Город Барабу - [21]

Толстуха хихикнула:

– Похоже на снежок на палке.

Итили еще раз посмотрела на себя и… согласилась. Она улыбнулась, потом взглянула на На-На:

– Выглядит неплохо.

– Ну, – промолвила На, – нам еще придется немного подстричь кое-где, чтобы получилось совсем кругло.

– Согласна, – сказала На. – Только понемножку.

Тростинка Ванда, Живой Скелет, вошла в палатку, даже не обратив внимания на Итили.

– Раскоряка велел заканчивать, надо сворачиваться. Остальное доделаете на шаттле.

Снаружи послышался взрыв смеха, и в палатку вбежали две карлицы. Они сразу же бросились к одному из сундуков и, повернувшись спиной друг к другу, стали переодеваться.

Смех повторился. Казалось, смеется пустая бочка. В палатку вошла Большая Сью, великанша. На пороге она пригнула голову и вытерла катившиеся по щекам слезы. Пузырь недоуменно уставилась на Сью.

– Что смешного?

Сью опустилась на сундук, стукнула себя по колену и приложила к глазам платок размером с простыню. Потом кивнула в сторону карлиц.

– Тина и Вина стояли на площадке, рядом с административным фургоном и орали друг на друга. Тина говорит: «Ты лгунья, Вина! Я намного ниже, чем ты!» А Вина отвечает: «Это потому, что ты сутулишься!» Хозяин открывает окно фургона, смотрит на Тину и Вину и со словами «детский лепет» закрывает окно!

Чтобы не рассмеяться, Итили зажала ладошкой рот, но это уже не помогло. Все расхохотались. На-На качала обеими головами, Пузырь тряслась. Карлицы переглянулись; их недовольные лица дрогнули, расплылись в улыбке, и они тоже покатились со смеху.

12

Поначалу новое окружение действовало Итили на нервы. Почти все артисты были замужем или женаты: На-На и Человек-с-Тремя-Ногами, Пузырь и Окостеневший, Тина, Вина и другие карлики. Большая Сью давно гуляла с Человеком-Волком, Диком Псиной Мордой, а Тростинка Ванда строила глазки Оггу, Недостающему Звену. Эти отношения казались ей нелепыми и даже невозможными. Но к тому времени, когда три недели спустя цирк остановился в Баттлтоне, Итили уже считала себя артисткой, тогда как все остальные – за исключением других артистов – принадлежали к «тому миру».

Человек-Волк, удобно устроившись на колене Большой Сью, любил пофилософствовать о «нашем мире».

– Уж не знаю, сколько раз за сезон мне задают один и тот же вопрос: почему я выставляю себя на всеобщее обозрение? Чаще меня спрашивают только о том, почему я не покончил с собой. – Сью почесывала ему за ушами. – Там, в том мире, внешность – это все. То же самое и здесь. Но в нашем мире мы можем гордиться нашей внешностью, гордиться тем, кто мы такие.

– Эй, Псиная Морда, – сказала однажды Итили. – Я даже жалею, что не такая, как ты. У тебя все натуральное, а мне не обойтись без перекиси и застоялого пива.

Человек-Волк улыбнулся, обнажив длинные клыки.

– Послушай, Булочка, всем нам приходится хитрить. Посмотри на это. – Он пощелкал себя по зубам. – Коротки. Я подкрашиваю нос черной краской, а послушала бы ты, как я вою и рычу. – Он кивнул в сторону Сью. – Те стальные прутья, которые она завязывает в узлы, – они из армированной резины. Важно, что видит зритель.

Утром и вечером, когда цирк становился на новое место или сворачивался, Итили работала на тракторе. Рабочие прозвали ее Полоумным Снежком за дурацкую ухмылку и текущую изо рта слюну – штрих, добавленный по предложению Рыбьей Морды. Публика с удовольствием ходила поглазеть на идиотку, а Итили избавилась от необходимости отвечать на малоприятные вопросы зрителей, среди которых вполне мог оказаться полицейский.

Поздно вечером, отогнав трактор на место, она устало тащилась в шаттл и, обессиленная, падала на койку. У нее не было времени думать о Чайне и Диве или о полиции. Перед сном она пыталась иногда вспомнить, как выглядели отец и мать, но память о них становилась все слабее и туманнее. Цирк уже заканчивал выступление на Долдре – шла последняя неделя, – когда Итили осознала, что у нее появились новый Дом и новая семья.

Была, однако, одна связь, которая оставалась для нее загадкой. Она всегда делила с Раскорякой ленч, и каждый раз к их раскладному столику подсаживалась Диана, Королева Трапеции. Раскоряка и Диана болтали и смеялись, и через некоторое время Итили почувствовала, что Диана понемногу попирает ее право собственности. Она стала наблюдать за прекрасной гимнасткой и уродливым бригадиром. Во время предпоследней стоянки Итили и Диана оказались за ленчем вдвоем. Поднялся сильный ветер, и гимнастка, посмотрев на хлопающий полог шапито, покачала головой и принялась за еду. Итили нахмурилась:

– Разве ты не собираешься подождать Раскоряку?

Диана взглянула на нее:

– При таком ветре им придется повозиться с главным куполом. Он не станет есть, пока не убедится, что все в порядке.

Итили поковырялась в тарелке и подняла голову.

– Диана?

– Что, девочка?

Итили отправила в рот полную ложку рагу.

– Что ты думаешь о Раскоряке?

Диана удивленно вскинула брови.

– Ну… странный вопрос.

Итили пожала плечами:

– Ты всегда сидишь за столом вместе с ним. Мне просто интересно: почему?

Королева Трапеции опустила взгляд:

– А почему бы мне не сидеть с ним? Есть какая-то причина?

– Нет. Никакой причины. Просто интересно, что он для тебя.