Горнист - [8]

— Умываться быстро к ручью! Зарядка на сегодня отменяется. Дел много. После умыванья — завтрак. Потом поговорим.

Ели все вместе прямо под раскидистыми ветвями старой яблони. На чисто выскобленном столе, на аккуратных кусочках белой бумаги перед каждым лежала его порция хлеба. Стол накрывала Майя. Не пожалела, вырвала из блокнота для рисования белые листочки, так похожие на накрахмаленные салфетки. Посреди стола на большом деревянном блюде горой лежали румяные яблоки и груши, а рядом в эмалированной миске — крепкие красные помидоры, подарок тетушки Ануш.

Ложки так и мелькали. Ануш то и дело отрывалась от еды, чтобы подлить в миску то тому, то другому. Она сама принесла спрятанные «на черный день» фасоль и пшено. И суп вышел на славу. После ели помидоры, затем — яблоки и пили чай. Витька так налег на еду, что Сергею пришлось остановить его:

— Хватит, а то лопнешь.

Девочки помыли посуду. Сергей, не вдаваясь в подробности, рассказал о хлебе. А когда от имени всех поблагодарил Ануш и отдал ей целую буханку хлеба, тетушка Ануш расплакалась. Лицо ее улыбалось, а из глаз сами собой катились слезы. Ей же отдали две пачки соли, несколько коробок спичек, лампу-семилинейку и старые часы-ходики — все, что удалось найти в опустевших комнатах изолятора.

Остальной хлеб разделили поровну на семь частей. Сергей распределил, кому что нести. Выбросили из рюкзаков тяжелые и ненужные вещи: много разноцветных кремней, ракушек, кусков камня с золотистыми искорками, сосновых шишек. Авторитет командира неизмеримо вырос, и его приговор «выбросить» был окончательным и возражений не вызывал. Взамен выброшенного положили еще яблок, груш. Вместе убрали помещение изолятора, закрыли на замок и ключ передали Ануш. Потом расселись под развесистым орехом и стали ждать попутную машину в город.

Машины шли редко. Заслышав шум мотора, пионеры бросались к шоссе, махали руками. Но тяжелые, груженные доверху грузовики, юркие легковые «козлики», потрепанные «фиаты», и «форды», переполненные пассажирами, проносились мимо и исчезали за поворотом.

Солнце палило беспощадно. То и дело ребята бегали во двор к ручью — напиться. Когда время перевалило за полдень, во дворе Ануш пообедали сухим пайком, выпили по кружке крепкого настоящего чаю.

— Тетушка Ануш, а что будет, если Фаносопуло хватится… узнает, что хлеба нет, а одна накладная? — решился наконец поделиться своими опасениями Сергей.

Ануш как-то странно глянула на него и твердо сказала:

— Ничего не будет.

— Почему?

— Ево… свой шкура спасать нада…

Сережа ничего не понял из ответа Ануш и поэтому спросил:

— А почему он на меня накинулся? Я же ему ничего не сделал. И всегда он на нас, пионеров, смотрит, как зверь. Мимо идешь — так и кажется, что ударит.

— Почему, почему, — проворчала Ануш и вдруг, понизив голос, зашептала: — Чужой совсем… темный человек. Все на селе — светлый человек. Кто он? Что делал? Чем живет? Все знаем!.. Один Фаносопуло — ничего не знаем… Два года назад весной пришел. Ночью. Как шакал пришел. Вечером не был. Утром — уже живет… Горы ходит — неделя нет. Что делал?.. А в горы, знаешь, кто есть?.. Бандит прячется. Вот кто. Милиция в горы и то боится, да… Фаносопуло не боится. А?.. Весной соседки племянник приехал, комсомолец. Говорит: в станица Полтавская у кулаков имущество описывал. Один богатый кулак Константиниди, когда стали молотилки отбирать, машину… знаешь, такой черный, труба торчит… трудно называется…

— Локомобиль, — подсказал Сережа.

— Правильно говоришь. Все знаешь. Как мой внук Карпуша… У него три молотилки было. Косилки, сеялки, всякий инструмент — пальцев не хватит пересчитать! Вот какой богатый был Константиниди… Так он схватил ружье и — бум! бум!.. — чуть не пострелял всех. Вот как. Его милиция взяла в Ростов…

— А при чем тут Константиниди? — перебил ее Сергей.

— Ай, Сережа! Голова Ануш совсем плохо думать стала. Сказать забыла. Племянник в селе Фаносопуло увидел. Говорит: очень похож на Константиниди! Совсем похож. Только фамилия другая. Я, говорит, еще посмотрю, может, это он и есть?..

— А чего ж он его в милицию не оттащил?

— Как оттащил? В горы ушел Фаносопуло. Две недели дома не был. Племянник пожил и в город уехал. Отпуск кончился.

— Тетушка Ануш, а милиция знает?

— Все Сурену племянник говорил. Сурен потом Фаносопуло документ проверял.

— А почему Сурен его не арестовал?

— Да что, Сережа, бывает так: человек плохой, а документ хороший. Очень богатый Константиниди был… золото бумагу купить может… Только сердитый стал на Сурена. Мимо идет — зубами скрипит. В спину смотрит — как вилами колет. Очень сердитый. Сама видела.

— А может, это он Сурена… убил? — понизив голос, спросил Сережа.

— Ты знаешь?! — вскинула голову Ануш. Потом глаза ее затуманились, и она заговорила, всхлипывая: — Какой человек был! Умница. Красавец… Никому бедный человек обижать не давал. У-у-у, шакалы! Закон все равно найдет — зубы вырвет!.. — Ануш помолчала, вытерла слезы и почти спокойно закончила: — Нет, Сережа. Не он убил… Но он знает! Фаносопуло все черный дела знает… Мне сердце говорит…

С каждой прошедшей и скрывшейся за поворотом машиной настроение ребят все больше падало. Первой заплакала Сонечка, за ней — Нина. Сергей прикрикнул на них. Отозвал Сашу и Виктора в сторону и устроил «военный совет».