Горнист - [7]

Луна снова вырвалась из-за туч. Саша, зажав в руке камень, смотрел на то место, где шелестело… Из рва на шоссе выпрыгнул маленький лягушонок. И — скок, скок — заторопился через дорогу к канаве, где еще не высохла вся вода.

«У-у-у-ух-х! — отлегло от сердца, лоб покрылся каплями пота. — Хоть бы Сережа скорей приходил».

У колючей изгороди пекарни мелькнула тень. Раздался тихий шорох пересыпающейся гальки. Еще. Еще. Кто-то, сопя, пролез по сухому руслу арыка под забором из веток колючего кустарника. Тень скользнула к окну. Опять послышалась возня. Чуть звякнуло стекло. Тень притаилась у куста. Луна надолго нырнула в большую темную тучу. В пекарне что-то грохнуло… Лучик света внутри мазнул по стене и пропал. Что-то большое с трудом протиснулось через раму и мягко опустилось на траву. Мелькнула гибкая тень в окне. Скользнула на землю. Снова звякнуло вставленное стекло. Хрустнуло дерево от вдавливаемых в раму гвоздей.

— Ква-а-а-а! Ква-а-а! — раздалось с шоссе.

Тень метнулась в кусты. Через несколько минут из сухой дренажной трубы у поворота шоссе высунулась голова. В слабом свете луны мелькнул силуэт человека.

— Ой!.. Кто тут?! — раздался сдавленный голос.

— Саша… Сашка! Ты?

— Я-а-а-а.

— Ты что заорал? Зачем квакал?

— А я… шепотом попробовал — не получается. Охрип почему-то… Я и попробовал погромче… чуточку.

— Квакнуть бы тебе по башке!.. Чуточку. Жди. Я сейчас.

Вскоре Сергей вернулся с раздутым мешком. Саша попробовал поднять.

— Тяже-е-елый! А что там? Золото?

— Голова!.. Не золото, а хлеб. Пошли.

— А откуда столько хлеба?

— В магазине купил. Шагай молча.

Не доходя до изолятора, они перебежали дорогу и через соседский сад вошли в свой двор.

— Сережа, а ты… украл его, да?

— Нет. Я законно взял. По накладной.

— По какой?

— Вот привязался. Что я, жулик, по-твоему, да?

— Нет. А страшно это, Сережа… Почему так много?

— Ну слушай. А то ты до утра не отстанешь. Завхоз дал бумажку, накладную, чтобы мы получили хлеб для изолятора. Я пошел. А пекарь, грек такой вредный, знаешь, не дал мне. А это незаконно. И есть нам всем нечего. Вот я и взял сам четыре буханки. А им оставил накладную. Все законно. Понял?

— Ох понял, Сережа! — и Саша в избытке чувств ткнулся ему носом в шею.

— Ну-ну! Без объятий. Не люблю этого. Не девчонка…

У калитки раздался шорох. Сергей раскрыл большой складной нож, взял в левую руку фонарик и стал подкрадываться к калитке.

— Стой! Кто идет?!

Яркий свет электрофонаря выхватил из темноты скорченную фигуру.

— Руки вверх! Стрелять буду!

— Это я! Я!

Сергей и так уже видел, что это вернулся Витька.

— Что дрожишь? Зачем пришел?

— Страшно… Там волки ходят по лагерю. И шакалы воют… Еле убежал… Всю дорогу гнались…

— Страшно?!! А?..

— Не гони его… ему страшно… — Теплая рука Саши коснулась Сережкиной.

— Небось все запасы сожрал?

— Не ел я! Ни крошечки… и не спал… Кто-то все ходит, рычит… воет. Я все принес… бери. — И Витька ткнул в темноте Сережку рюкзаком в живот…

— Ладно… — голос Сережки смягчился. — Мне-то ничего не надо. Это девочкам… им же трудно… Саша, иди ложись с ним на нашей койке… Ну?! Опять спорить будешь? Я тоже сейчас лягу.

Сергей отворил окно. Мирно посапывали девочки. Он влез, открыл дверь и впустил Сашу с Виктором. Принес охапку сена со двора. Снова заложил дверь палкой. Расстелил сено у двери и лег, не раздеваясь, положив под голову рюкзак, а рядом — раскрытый складной нож и тонкую самшитовую палку.

Только сейчас он понял, как устал за этот день. Глаза закрылись сами. Сразу навалился сон. Засыпая, думал: «Встать надо на заре. Я обещал им хороший завтрак…»

Сергей проснулся на рассвете. Тихонько открыл двери. Побежал к ручью. Умылся до пояса студеной водой. Положил на пенек свой голубой блокнот и начал писать:

28 августа 1933 года

ПЛАН

1. Организовать питание.

2. Распределить хлеб.

3. Распределить обязанности.

4. Всем дать дело.

5. Распределить багаж.

6. Найти автомашину.

7. Устроиться в поезд.

И командир принялся за выполнение первого пункта плана. Через два двора от изолятора жила старая армянка Ануш. Сергей не раз приходил к ней за фруктами, поэтому знал ее хорошо.

— Доброе утро, тетушка Ануш.

— Здравствуй, Сережа. Кому доброе, а мне, старой, недоброе. И тебе тоже… Машина не приехала?

— Нет, тетушка Ануш. А вам плохо, потому что кушать нечего?

— Ох, Сережа! Что кушать? Яблук есть. Груша есть. Алыча. Слива. А где хлеб? Что кушать будешь?

— Тетушка Ануш, а вы не продали своих пеструшек?

— Зачем продала? Кому продала? Худые курочки. Яйцо нет. Кормить чем? Сами кушать ищут..

— Тетушка Ануш, а знаете что? Продайте мне одну.

— Зачем деньги, сынок? Что деньги? Пыль…

— А я на хлеб куплю. Променяю. Я вам кило хлеба, а вы мне курочку, а?

— Зачем тебе пеструшка? — удивилась Ануш. — Что делать будешь?

— Суп сварим. Мне моих кормить надо. Чтоб сил набрались на дорогу. Четыре девочки. Слабые они…

— Хороший малчик. Умный малчик. Как мой Карпуша. О других думает.

Она заплакала. То ли от жалости к внуку, уехавшему с отцом в город, то ли ей стало жалко девочек из изолятора. Сережа не понял. Ануш вытерла слезы, улыбнулась и сказала:

— Сама сварю…

Через час, когда ребят разбудил горн и они высыпали во двор, их глазам представилась такая картина. Под большой треногой ярко пылал костер. С треноги свисала цепь с крюком, на котором висел большой медный котел. У костра на обрубке сидела тетушка Ануш и большой деревянной ложкой помешивала что-то в котле. А это «что-то» распространяло такой чудесный запах, что у всех слюнки потекли. Сергей, улыбаясь, скомандовал: