Горничная особых кровей - [31]

Такой малыш, а психика — почти как у человека.

Усмехнувшись, я зашла в небольшую комнату за гардеробной, где хранилось постельное белье, полотенца. В одном из шкафов я развесила свои вещи. Брюки, свитера, куртки, все мешковатое — ничего женственного. Разве что униформа… Я протянула руки к ней, чтобы переодеться к приезду владетеля, и рука моя задрожала крупно. Мне стало нестерпимо плохо.

Все те темные мысли, что я в последнее время отгоняю, накинулись скопом, как стая безжалостных хищников.

«Приступ», — с отвращением подумала я. Отголосок того, что случилось со мной когда-то.

Я глубоко вздохнула, надеясь отогнать черные мысли, панику, но они уже овладели мной и начали прыскать ядом в сознание. Все сплелось в клубок: жалость к себе, тревога, паника, боль, стыд. А еще я очень ясно, отчетливо я услышала голос того: «Не сопротивляйся, девочка… не сопротивляйся. Или я тебя сломаю».

И сломал!

Я схватилась за виски. Невыносимо!

Хочу забыться! Прямо сейчас! И плевать на владетеля, на все плевать!

Я уже прознала, где у владетеля бар. Покинув комнатку за гардеробной, я прошла — пролетела — к бару в гостиной, хитро запрятанному за белой панелью, достала первую попавшуюся бутылочку веронийского. Усевшись на диван, я открыла бутылку и начала пить. Поперхнулась, раскашлялась. Небрежно вытерев губы рукавом, я сделала еще несколько глотков.

Какое же горькое это сладкое вино.

Глава 8

— Горничная!

Мне не хотелось просыпаться — в блаженном пьяном сне было гораздо уютнее, чем в реальности. Поэтому когда меня положили на кровать и похлопали по щекам, я невнятно запротестовала. И, повернувшись к спинке дивана, прижала колени к животу.

Меня снова похлопали по щекам.

— Слышишь меня, горничная?

— Отвалите…

— Даже в подпитии ты обращаешься ко мне на «вы».

Владетель наклонился надо мной и, отведя в сторону волнистую прядь, проговорил, почти касаясь губами моего уха:

— Я очень не люблю пьющих людей. Особенно, если эти люди на меня работают. Но тебя я прощу, если ты поднимешься и скажешь четко, с расстановкой и выражением: «Простите, светлейший, я никогда больше не буду напиваться».

— Да пошли вы.

Я даже рукой махнула на мужчину. Он потянул за выставленную руку и ухватил меня под коленями. Мои глаза раскрылись.

Даже пьяной я осознавала, что у него на руках мне категорически не нравится. Я дернулась, попыталась освободиться. Его хватка стала еще крепче.

— Г рубить владетелю — непростительный проступок.

— А мне плевать! Я не боюсь вас!

— Да ну?

— Мне нечего терять, центаврианин. Поэтому и бояться нечего. Ясно?

— Нечего терять… — повторил альбинос задумчиво.

— Отпусти меня!

— Сейчас отпущу. Имей терпение, горничная.

Пытаясь освободиться, я не сразу заметила, что он подошел к окну. А когда заметила, окно уже было открыто. Дохнуло морозной свежестью. Вместе с ветерком залетел мягкий снежок, осел на моем лице. Я уставилась в темноту и снежную круговерть за окном.

Владетель наклонился над рамой. Я вцепилась в его плечи, и сердце мое бешено забилось. Что он задумал?

— Я дал тебе шанс загладить вину — ты не захотела им воспользоваться. Так что я вынес тебе приговор. И я приведу его в исполнение сам, прямо сейчас.

— Какой еще приговор?

— Смертный. Я решил выбросить тебя из окна. Человек, который сдался, ничего не стоит.

— Да вы больной! Больной на голову!

— Мне придется тебя разочаровать, горничная. Я абсолютно здоров. И, как ты сказала — неуязвим.

Мои мысли спутались, заметались в заторможенной после распития вина голове, но одно я осознала: пусть выкидывает, это тоже выход.

Владетель склонился еще ниже и начал выталкивать меня. Я уже не сопротивлялась…

Вдруг лицо… морда того явилась перед мысленным взором. Он улыбался.

Нет уж, гад! Буду жить тебе назло!

Я вцепилась в альбиноса крепко, прильнула всем телом. А он уперся одной рукой в раму, а другой начал толкать меня в грудь. Порыв ветра поднял мою кофту, коснулся кожи. С небывалой силой я бросилась на владетеля; моя нога соскользнула на раму. Тогда я оттолкнулась от рамы ногой что было мочи.

Мы упали на пол. «Бежать, бежать от этого психопата», — подумала я, но даже не пошевелилась. Я распласталась на мужчине, и руки мои крепко сжимали его плечи. Одну ногу я даже закинула за его, чтобы иметь дополнительную «зацепку».

Весь мой мир теперь составляли лишь окно — смерть, и альбинос — спасение.

— Видишь, как тебе хочется жить? — тихо и мягко проговорил владетель. — Как ты вцепилась в меня, как прильнула. Тебе есть, что терять, горничная — жизнь. Запомни этот момент. И в следующий раз, когда я о чем-то тебя спрошу, или когда я что-то тебе повелю — знай: в моей власти как подарить тебе жизнь, так и отнять.

Я кивнула. В голове шумела кровь, все дрожало внутри, но его слова я услышала очень хорошо.

— Слезь с меня.

Как заставить тело двигаться? Я разжала пальцы, перекатилась на пол. Поднялась, выравнивая дыхание, одернула кофту, которую задрал наглый ветер. Ветер… Я взглянула на раскрытое окно, на раму.

— Закрой окно, дует, — приказал центаврианин, поднимаясь. Поправив воротник, он дал еще одно указание: — И приготовь ванну погорячее, как вчера.

О, как были кстати эти указания! Простые, понятные, и давали мне время прийти в себя. Я поплелась в ванную комнату и сделала все, как вчера. Пока ванна наполнялась горячей водой, я сходила за халатом и нижним бельем владетеля, оставила, где нужно. Подождала еще немного, потрогала пальцем воду — кипяток.