Горничная особых кровей - [11]

— Вы сами их видели? — подобрался Ветров. — Какого они размера? Они испускают сияние?

— Господа, это неприлично — говорить о таких скучных материях! — высказался Той и вышел из-за стола к гостям. При этом внимание многих барышень в зале сразу переключилось на него. Все стали подтягиваться ближе к артисту.

Светлейшие же продолжили разговор о зоне, сгустках энергии и прочих интересных вещах, но Томас велел мне нести десерт. Пришлось на некоторое время отойти. Когда я вернулась, Ветрова уже не было за столом, и господа говорили о другом:

— …Я хотела бы вас поблагодарить, Гоин. За то, что вы не отменили весенний Отбор. Видите ли, Отбор — это самая красивая наша традиция, самая волшебная. Молодые люди находят друг друга, показывают свои способности, заключают браки… так важно, чтобы в этих браках рождались новые поколения эо-одаренных!

— Несомненно, это важно. Но я первую очередь преследовал свои интересы, — проговорил альбинос загадочно.

— Что вы имеете в виду?

— Мне нужна невеста особых кровей. Женщина, щедро одаренная эо, с лучшими чертами старших и младших рас. Самые способные, удивительные люди — метисы. У вас на Энгоре таких много.

— Вы хотите жениться на одной из наших девушек? — от изумления Элайза опрокинула стакана на рукав своей не менее изумленной подруги. Томас сразу же подал ей салфетки.

— Да.

Настала моя очередь изумляться. Центавриане — консервативные снобы. Почти все вопросы в семье решает Род, мнением младшего поколения семейства никто не интересуется. Особенно, если Род влиятельный.

— Простите, Гоин, но разве ваш Род не подобрал вам жену?

— Я не завишу от Рода, а центаврианки меня не интересуют. Мне нужна женщина с характером попроще, которой можно легко управлять.

Элайза сдержанно улыбнулась:

— А у нас на Энгоре, супруга — это партнерша, которую мужчина выбирает, чтобы вместе с ней пройти жизненный путь.

Может, у нас вы встретите девушку, которая завладеет вашим сердцем?

Альбинос как-то странно посмотрел на светлейшую.

— Что вы имеете в виду?

— Вы можете влюбиться в одну из наших девушек.

— Я полагал, вы разумнее, сударыня.

— Что вы имеете в виду? — продублировала вопрос альбиноса Элайза.

— Вы действительно верите, что такой человек, как я, способен влюбиться? Да еще и в девушку с вашей планеты?

Вот тогда-то Элайза потеряла дар речи. Ей, воспитанной в убеждениях, что все энгорки — особенные, стало не по себе. Мягко говоря.

— Да, верю, светлейший, — с опозданием ответила она. — Вы человек, а люди уступают чувствам.

— Либо люди управляют своими чувствами, либо чувства управляют людьми. Ко мне применимо первое, — ответил невозмутимо Гоин и пригубил шампанского. При мне уже четвертый бокал пьет, и ничего!

«Точно отмороженный, — подумала я. — На него даже веронийская выпивка не действует».

— Не будьте так самоуверенны. Любовь всегда сильнее человека.

— То, что вы называете любовью — это инстинкты и гормоны. Гормоны не управляли мной, даже когда я был подростком.

Новый владетель отвечал медленно и даже чуть утомленно, как будто много раз уже объяснял подобные вещи.

— Правильно ли я понимаю: от супруги вам нужны только способности?

— Как и ей от меня будут нужны только деньги. И это прекрасный расклад.

Элайза покачала головой:

— Гоин, вы не брак хотите, а сделку. Наши девушки душевные, ни одна на брак по расчету не согласится.

— Если не согласятся девушки, которые верят в романтическую дребедень, согласятся женщины постарше. Те, которые понимают, что выгода, закрепленная контрактом, предпочтительнее «чувств».

Элайза сверкнула глазами. Влюбчивая по натуре, она не могла не принять эти слова на свой счет. Но сказать ничего не успела — ее опередила подруга:

— Мне вас жаль! Вы все мерите выгодой. Должно быть, случилось в вашей жизни что-то ужасное, отчего вы стали отрицать самое светлое, что есть у людей — любовь.

Центаврианин обратил свое внимание на подругу Элайзы, окинул ее возмутительно внимательным взглядом. И, наклонившись к ней, произнес сухо:

— Мать хотела оставить меня в клинике, Глава Рода отказывался принимать, потому что я родился альбиносом, и опозорил семью своим несовершенством. Мне приходилось во всем стараться в пять раз усерднее, чем остальным детям, и все равно я оставался уродом для своих родителей. Да и сейчас я урод для многих. Это подходит под ужасное?

Подруга Элайзы покраснела от смущения и выдавила:

— Мне… так жаль…

Центаврианин, оглядев женщину, произнес мягко:

— Я солгал, но мои слова вас сильно взволновали. Сколько вам лет, сударыня? Сто, сто двадцать? Многовато для младшей, жаль. Мне именно такая нужна, как вы: управляемая.

— Светлейший! — проронила Элайза, которая не разъярилась только потому, что весь вечер попивала веронийское. — Это уже оскорбление.

— Это факт, сударыня. Как и тот факт, что мой бокал пуст.

Томас сразу кинулся исправлять свою оплошность. Правда, он слишком поторопился, и бутылка выскользнула из его рук. Я ее поймала, бросившись вперед так стремительно, и наклонившись так низко, что оказалась между Элайзой и владетелем.

Альбинос на меня посмотрел, и, конечно, вспомнил. Такие всех и все помнят.

Я отошла, отдав бутылку Томасу. Скакнула вперед, как коза горная… Надо было оставаться на месте. А теперь думай-гадай, узнал он меня или нет. Хотя, если узнал, какое ему дело до обычной девки?