Горная весна - [19]

Через полчаса Крыж, тщательно прикрыв грудь большой накрахмаленной салфеткой, сидел за столом напротив Марты Стефановны и с богатырским аппетитом уничтожал домашнюю колбасу, наперченное венгерское сало, ярославский сыр, яичницу, пил лучшее закарпатское вино и непринужденно беседовал с раскрасневшейся хозяйкой. На правах старого привилегированного друга, перед которым всегда, в любое время дня и ночи, двери ее дома оставались открытыми, он позволял себе время от времени прикладываться к руке Марты Стефановны, после чего спокойно продолжал ужинать.

Время приближалось к полуночи. Мария убрала со стола посуду и молча отправилась спать в свой дальний угол.

Покончив с едой, Крыж сосредоточил все внимание на вине: беспрестанно подливал в свой бокал и в бокал Марты Стефановны. Она не отказывалась, пила наравне с ним. Подготовив ее таким образом, Крыж решил приступить к делу.

— Марта, у меня есть для тебя большой-пребольшой сюрприз, — объявил он.

— Вот как! — удивилась хозяйка: ее друг никогда до сих пор не припасал для нее никакого сюрприза, ни большого, ни маленького. — Интересно, какой же?

Чуть покачиваясь, Крыж отправился в прихожую. Вернулся с чемоданчиком. Положив его на край стола, похлопал ладонью по крышке:

— Сколько дашь, Марта, за содержимое этого ящика?

— А что там? Книги?

— Нет. Три тысячи дашь? Ну, не глядя?

Марта Стефановна взъерошила волосы на голове своего ночного гостя, похлопала его по разгоряченной вином румяной щеке:

— Зачем тебе тысячи, Любомир? Детей у тебя нет, жены не имеешь, подруга тебе гроша медного не стоит. Складываешь деньги в чулок, да?

— Марта, последний раз спрашиваю: дашь три тысячи? Давай, пока не поздно. Когда открою чемодан, больше потребую.

— Да что там такое? — Марта Стефановна, наконец, серьезно, встревоженно посмотрела на фибровый чемодан. Любопытство ее разгорелось до предела.

— Ну, не глядя, по рукам? Или открывать?

— Не глядя! — объявила Марта Стефановна.

Она любила рисковать. Да и как не рискнуть, как не поставить три тысячи на Любомира Крыжа, на милого ее сердцу человека? Вот бы за кого ей выйти замуж! Дюжины три женихов протоптали к ее дому дорожку — всем отказала. А Любомира сама зазывала, сама в жены ему набивалась — не берет, гордыня. Пробовала хитрить; не хочешь, мол, жениться, так и не ходи, не мути душу. Не испугался, перестал ходить. Большого труда стоило вернуть его назад! Вернулся, но стал бывать на. Железнодорожной все реже и реже. Но зато каким он был желанным, дорогим гостем, когда появлялся.

Марта Стефановна выдвинула ящик комола, достала три денежные пачки, лежавшие под постельным бельем, бросила их на стол. Крыж аккуратно, обрез к обрезу, сложил тридцать сотенных бумажек и спрятал в карман пиджака.

— Да открывай же свой проклятый чемодан, не томи! — потребовала Марта Стефановна.

Маленьким ключиком, который висел у Крыжа на длинной цепочке, он не спеша отпер чемоданные замки. Взявшись за крышку, посмотрел на свою подругу:

— Марта, не боишься ослепнуть? Закрой глаза.

— Да ну же!..

Марта Стефановна с силой отбросила крышку чемодана и увидела новенькие, рассыпанные, как игральные карты, красивые бумажки с темносерым литографированным изображением пожилого, со старомодной прической и баками мужчины. Это были деньги. И не какие-нибудь, а те самые, которые Марта Стефановна считала настоящими, те самые, которых жаждала. Это были доллары. Они лежали в чемодане поверх плотно уложенных книг, сплошь покрывая их, так что денег казалось много, много, полон чемодан.

Затаив дыхание, не мигая, бледная, смотрела Марта Стефановна на этакое богатство и не верила своим глазам.

— Доллары? Сколько? — задыхаясь, прошептала она, переводя испуганно-восторженный взгляд на Крыжа.

— Настоящие, но не столько, сколько ты думаешь. — Крыж собрал деньги в пачку. Тасуя долларовые бумажки, как игральные карты, он усмехнулся: — Видишь, не так уж много, но и не мало. Капитал! Бери да помни мою щедрость! Бери! И никому не говори, ни Марии, ни даже мне, где ты их спрячешь. Пусть лежат, ждут своего часа. На!

Марта Стефановна с нескрываемой радостью смотрела на чужие, заокеанские деньги, которые всунул в ее дрожащие руки Крыж. Они окрыляли ее. Они источали головокружительный аромат. Бумажные, они звенели для нее чистым золотом. Немые, бездушные, они напевали алчной душе Марты Стефановны нежнейшую песню. Невесомые, способные и тонуть и в огне гореть, они обещали стать для Марты Стефановны ноевым ковчегом, благополучно пронести ее через все жизненные невзгоды, через огонь и потоп новой войны, сквозь игольное ушко всех денежных реформ. Серенькие, скромные с виду, они обладали чудовищной силой: заглушали все страхи Марты Стефановны перед милицией, следователем и судом. Да, она сразу, как только увидела доллары, решила, что возьмет их. Нет, нет, она уже ни за что не расстанется с ними! Есть для них абсолютно надежное место: яма, вырытая в приусадебном винограднике. Они попадут в хорошую компанию своих заокеанских собратьев — пятидолларовиков, десятидолларовиков и даже четвертных. С каким трудом собрала Марта Стефановна на черной бирже в первые послевоенные годы все это долларовое богатство! И как легко попали в ее руки эти крыжовские доллары! Но разве от этого они ей будут менее дороги, чем другие? Нет! О родном своем сыне Андрее она будет думать меньше, чем об этих бумажках с портретом старомодного мужчины.