Горм, сын Хёрдакнута - [9]

, отец уже брал в походы, когда он был на три года меня моложе… – Хельги начал свое рассуждение довольно зрело, но под конец сорвался и все-таки заканючил.

– Йормунрек давеча гостил у нас. Ты мал еще был, может, не помнишь. Он еще приемный сын Торлейва Мудрого. Странные с ним дела творятся, говорят, не пошли ему впрок те походы. Ты лучше погоди пару лет, и сначала пойдешь с отцом разбираться с кем-нибудь, кто, например, дань не платит, а потом он тебя пошлет с дружиной, когда опять будут нелады с соседями. А нелады будут, потому что Гнупа у своих карлов последнее отбирает, они в лес бегут, и то ли его карлы на разбой пойдут, то ли сам Гнупа куда за рабами повадится. Так что будут и тебе битвы и слава. Насчет богатства я не очень уверен, да нам новое богатство не очень и нужно – старого полно.

– А что с Йормунреком за нелады?

– Всякое треплют, но вот что я знаю точно. Это рассказал нашему Краки Стрекалу один из бондов Торлейва Мудрого. Когда Хакон ярл ходил в морские набеги, сам начальствовал первым кораблем, а Торлейву давал второй. Однажды в начале похода, стояли они вместе на якоре во фьорде где-то у Мёра…

– Мёр – это где?

– За Свитьей на северо-запад. Отец мимо того берега за нарвалами ходит. Ты, как обычно, ничего мне не даешь рассказать, не перебивая. Стоят они во фьорде, а тут к ним подходит еще один корабль, Скофти, Хаконова шурина, с новостями. Скофти кричит Торлейву, мол, снимись с якоря ненадолго, у меня для ярла новости есть. Ну, Торлейв послал кого-то поднимать якорь, но тут Йормунрек как закричит Скофти: «Я хочу, чтоб Торлейвов драккар[18] здесь стоял, пусть здесь и стоит, ищи себе другого места.» А где оно, в узком фьорде-то? Ну, Хакон дал Йормунреку оплеуху, и крикнул Торлейву: «Того же получить не хочешь, снимайся с якоря.» Развели свару из пустого дела. Торлейв переставил свой драккар, Скофти передал Хакону вести с южного Мёра, и разошлись.

– Так что за странные дела-то?

– Опять ты перебиваешь… Пару лет спустя, Йормунрек уже жил у Торлейва. Выпросил он у Торлейва драккар на тридцать весельных портов, шатры, дружину, – ты губу-то не раскатывай – говорит, на лютичей пойти. А сам пошел на запад, к Мёру. Там все пути по воде, как чуть отойдешь вглубь земли от берега – лес, горы, ледники, лоси двухголовые… Хакон оставил Мёр шурину, Скофти. И Скофти все время на снеккаре[19] ходил из одного фьорда в другой, от одного поместья к другому – с одним бондом поохотится, у другого попирует, третьему троллей пугнет… Вот, Йормунрек его подстерег и убил, тем же летом, что у нас гостил. Собственного дядю, из-за пустячной ссоры.

– Может, еще что там у них было не пустячное, а мы не знаем?

– Кто знает, это даже не Свитья, это земля за Раумарики. Холод, лед, тролли, зима длится не полгода, а две трети… Дикие они, сами почти как тролли. Некоторые, говорят, даже и не как тролли, а вообще с троллями намешаны.

Хельги снова вытащил удочку. Горм посмотрел на малька и вздохнул.

– Похоже, брат, лов на живца у тебя кончился. Лови теперь на мертвеца.

Глава 4

– Как гром небесный, обрушились они на нас.[20] Двадцать кораблей вошли в пролив, встали у низкого берега напротив Лимен Мойридио[21], и из них вышли дикари в кольчугах поверх шерстяных туник, в штанах, с железными мечами, и стали грабить пригороды.

– А наше войско? – спросил наместник (в давнем прошлом жрец и толкователь знамений), также называвшийся старинным словом «диэксагог».

– Какое войско? Кроме портовой стражи, все, что у нас осталось, это два дромона, келандион, и дворцовая охрана, все двадцать стражей. Портовая стража подняла цепь у входа в гавань, но варвары в гавань и не входили. Их галеры сидят так неглубоко, что гавань им не нужна – дикари их вытаскивают на любой песчаный берег.

– А где ж был келандион-сифонофор[22]? Почему не спалил этих отвратительных животных в штанах вместе с их корытами?

– Келандион не мог выйти из гавани – стража подняла цепь…

– Позор и горе нам, позор и горе.

– Они разграбили пригороды, и всех, кто сопротивлялся грабежу, убили. Кого зарубили, кого утопили, и уже девятнадцать подворий сожгли.

– А город?

– И город пал бы, но видно, Четырнадцать Сил не совсем еще от нас отвернулись. Варвары погрузили награбленное на корабли и уплыли.

– Боюсь я, что это не заступничество Четырнадцати.

– А что же, как не их провидение?

– Скорее, у дикарей место для добычи кончилось. Позор и горе…

– Воистину. Когда я думал, что город падет, я велел достать багряные одежды из сокровищницы. Я привез их сюда. Все, что вблизи от берега, теперь под угрозой разграбления.

Картопатриос поднял руку. Стражники у дверного прохода, ведшего из тронного зала, раздвинули скрещенные копья. Двое в пыльных, запятнанных кровью доспехах внесли в зал на копьях, продетых в массивные кольца на боках, источенный червями древний сундук. Воины с лязгом поставили ношу на мозаичный пол.

Тира наблюдала за происходящим, сидя, поджав ноги, на ступенях трона. Она уже давно знала, что лучший способ спрятаться от вельмож и военачальников – на виду. Чем могущественнее вельможа, тем меньше он замечает прислугу и детей. А даже если и заметит, скоро позабудет, если тихо сидеть, так что можно услышать много занятного. С нянькой, травником, или поваром такое не проходит. Время от времени, впрочем, любопытство требует обозначиться.