Горм, сын Хёрдакнута - [8]
Возвращение к лагерю прошло почти без разговоров. Утопил Гарпун распряг собак, снял с них чулки, и накормил их пеммиканом. В путешествиях по миру духов, ему еще далеко было до Брата Косатки, но значительную часть искусства каюра он уже успел перенять. Утопил Гарпун выскользнул из наружной кухлянки и теплых штанов, вывернул и то, и другое наизнанку, кинул одежду на веревку, натянутую на пару запасных копыльев, воткнутых в снег у входа в иглу, привязал кухлянку и штаны тесемками, чтобы ветер не унес, и посмотрел на круг Сигник, уже висевший низко над окоёмом. Круг был красным, поднимался ветер. От лагеря до стойбища оставался день пути, но этот путь шел по ровной заснеженной земле или многолетнему льду.
Утопил Гарпун нырнул в иглу. Внутри Брат Косатки, сбросивший и внутреннюю кухлянку, уже топил лед в котелке над огнем из плавника. В отблесках огня казалось, что многоцветные узоры под его кожей двигались – киты пускали струи, косатки били хвостами, морские львы задирали шеи.
– Я тут говорил, может кита в лодку превратили. Плохо, – сказал вдруг генен. – А ты говорил, может, лодку сделали, а к ней ведовством инуа кита привязали. Того хуже. А теперь думаю, могли еще хуже сделать. Может, не инуа привязали, а тупилека. А может, этот умиак и есть тупилек, и он заморских мореходов кого сожрал, кого с ума свел, а с кем еще хуже сделал.
– А с чего ты так думаешь?
– Ты помнишь, покойник в умиаке-из-дерева лежал спиной к мачте? – спросил вдруг генен.
– Да. Мне пришлось подойти к нему, чтобы его рассмотреть. А почему ты спрашиваешь?
– Угораздило меня на него глянуть перед тем, как я спустился с борта по двум веревкам. Когда мы по ним залезали, он к нам спиной лежал, а когда спускались, лицом, обаче, был повернут…
Глава 3
– Ты уверен? – Хельги вытащил удочку из воды и проверил наживку.
Насаженный на двойной крючок малек все еще вяло дрыгался. Хельги плюнул на него и забросил удочку обратно в залив.
– Уверен. Дело не только в том, что отец и моя мать не успели пожениться. Он привез ее из набега на Гардар. Так что, некоторые могут сказать, она была рабыней. При Хёрдакнуте, правда, так никто не скажет, а если и скажет, навсегда замолчит.
– А почему так?
– Отец говорит: «Дырявого меха не надуть, а раба не научить.»
– Ха. Или еще: «Хочешь счесть своих врагов, начни со счета своих рабов.» Хотя в давние времена, бывало и такое, чтоб сын рабыни становился ярлом или даже конунгом. Скьефа, говорят, мать-рабыня в люльке положила в лодку, пустила ее по волнам, лодку принесло куда-то к Старгарду, там его воспитал местный ярл, а потом сам Скьеф и в конунги вышел. Только куда чаще от мамонтихи родится мамонтенок, от крысы крысенок, а от рабыни раб. Ну, я и думаю, зачем нашему роду такая печаль и такие шепоты за спиной нового ярла? А с твоей матерью и свадьбу сыграли, и из рода она сильного, так что на тинге, если что, и ее родичи будут за тебя кричать. Стой… – Горм подсек, и вытянул довольно увесистого окуня.
Помогая себе раздвоенной на конце деревянной палочкой, он освободил крючок, прикинул размер рыбы, посмотрел на Хоппа, с надеждой во взгляде и слюнями, висевшими из пасти, сидевшего на настиле, покачал головой, положил удилище, и сунул свободную от окуня руку в воду. Там, привязанная к одной из свай, державших настил, болталась в воде корзина с парой плотиц и одиноким щуренком. Горм размотал веревку на крышке корзины, сдвинул крышку, толкнул окуня вовнутрь, и стал заматывать веревку обратно.
– А я поеду в Гардар.
– В набег?
– Сначала просто, а там, если кто будет собирать дружину, может, и в набег.
– На Вёрдрагнефу?
– Мне кажется, что Вёрдрагнефа – это сказка. То есть, верно, был такой город до Фимбулвинтера, правили в нем конунги, пришедшие на высоких ладьях с лебедиными шеями с Ут-Рёста[16] или еще откуда, но ничего от него не осталось. Это как сам Ут-Рёст – каждый шкипер тебе обязательно расскажет, что он знал шкипера постарше, кто или ходил вдоль берега Ут-Рёста, или шел борт о борт с высокой ладьей и видел воинов Ут-Рёста в серебряных крылатых шлемах, только шкипер этот или зимнего пива перепил и умер, или в море пропал. А выйдешь сам в море, ни тебе там Ут-Рёста, ни лебединых ладей.
– Но хоть Альдейгья – это не сказка?
– Альдейгья – точно не сказка. Мы с ней торгуем. Мы им железо, они нам белок, куниц, и мед. Город окружен стеной из белого камня, посередине капище Сварога с идолом, высоким, как дерево, и окованным золотом, и всяк, кто живет в этом городе, носит рубаху или сарафан из белого льна, перепоясанную поясом с золотой пряжкой, и умеет читать и писать. Это мне мама рассказывала.
– Скажу тебе правду, брат. Я хочу быть ярлом, но не хочу, чтоб это шло поперек нити твоей судьбы.
– Не пойдет. Моей судьбе не в Танемарке решиться, и не до того, как я узнаю, что все-таки за дело вышло у отца в том набеге.
– А спросить его ты не пробовал?
– Пробовал, сколько раз. Молчит, сопит, переводит разговор на другое.
– Знакомо. Вот еще что меня волнует. Ты уже с отцом ходил на нарвалов, в Волын торговать, с лютичами на поморцев янтарный обоз грабить. В Гардаре наверняка еще найдешь битвы, славу, и богатство, а как мне тут в ярлы определиться, ни разу даже в набег не сходивши? Вон Йормунрека, сына Хакона
Действие происходит на планете Хейм, кое в чем похожей на Землю. С точки зрения местных обитателей, считающих себя наиболее продвинутыми в культурном отношении, после эпохи ледников, повлекшей великое падение общества, большая часть автохтонов Хейма так и осталась погрязшей в варварстве. Впрочем, это довольно уютное варварство, не отягощённое издержками наподобие теократии или веками длящихся войн, и за последние несколько веков, ученым-схоластам удалось восстановить или заново открыть знание металлургии, электричества, аэронавтики, и атомной энергии.
«…Когда удаление от звезды сменилось медленным приближением к ней, Фенрир, в узких кругах некогда известный как Халлькель Слоновий Череп, лег в дрейф. Тускло блестела его броня, фосфоресцировали бортовые номера, гербы и сине-красная полоса вдоль острой кромки сплюснутой головной части корпуса. Системы сканирования пространства сканировали пространство, роботы для ремонта швов между бронеплитами ремонтировали швы между бронеплитами, криогенераторы охлаждали сверхпроводящие контуры, в средней части корпуса начала отмерзать и вонять всякая всячина.
Все готово к бою: техника, люди… Командующий в последний раз осматривает место предстоящей битвы. Все так, как бывало много раз в истории человечества. Вот только кто его противник на этот раз?
Археолог Семён Карпов ищет сокровища атанов — древнего народа, обладавшего высокой культурой и исчезнувшего несколько тысячелетий тому назад. Путь к сокровищу тесно связан с нелогичной математикой атанов, в которой 2+2 в одном случае равняется четырём, в другом — семи, а в третьем — одному. Но только она может указать, где укрыто сокровище в лабиринте пещер.
На очень похожей на Землю планете космолингвист встретил множество человекоподобных аборигенов. Аборигены очень шумны и любопытны. Они тут же принялись раскручивать и развинчивать корабль, бегать вокруг, кидаться палками и камнями. А один из аборигенов лингвисту кого-то напоминал…
Американцы говорят: «Лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным». Обычно так оно и бывает, но порой природа любит пошутить, и тогда нищета и многочисленные хвори могут спасти человека от болезни неизлечимой, безусловно смертельной для того, кто ещё недавно был богат и здоров.
Неизлечимо больной ученый долгое время работал над проблемой секрета вдохновения. Идея, толкнувшая его на этот путь, такова: «Почему в определенные моменты времени, иногда самые не гениальные люди, вдруг, совершают самые непостижимые открытия?». В процессе фанатичной работы над этой темой от него ушла жена, многие его коллеги подсмеивались над ним, а сам он загробил свое здоровье. С его больным сердцем при таком темпе жить ему осталось всего пару месяцев.
У Андрея перебит позвоночник, он лежит в больнице и жизнь в его теле поддерживает только электромагнитный модулятор. Но какую программу модуляции подобрать для его организма? Сам же больной просит спеть ему песню.