Горм, сын Хёрдакнута - [2]

От добавленного Хельги смолистого бревна поднялся столб искр, ненадолго осветив поляну между сосен, волокушу со шкурами, под одной из которых пряталась Аса, и навес из сосновых веток, под которым сидели Хельги и Горм. В темноте леса на мгновение блеснули три пары красных отсветов, но сидевшие рядом с огнем дети их не заметили.

– Так и случились сумерки богов. Их клятвы – на ветер, их ведовство – в забвение, их чертоги – в пепелище. А удел смертных был ненамного веселее. Столицы великих королевств стерли в песок ледники, земледельцы умерли от голода у пустых амбаров, скотоводы замерзли насмерть вместе со стадами, рыбаков затерли льды. Мало кто пережил сумерки богов, и большей частью те, кто до начала их распрей жил на северной кромке земного круга и был привычен к холодам. И то, без собак, мамонтов, и оленей, и наши предки вряд ли бы выжили. Но верно говорят, пока есть жизнь, есть и надежда. В логове под снегом, у собаки без имени, чьи хозяева замерзли и чьи тела она охраняла, родились щенки. На востоке, тот, кого в Гардаре называют Сварог[3], молотом разбил голову змеенышу, отродью змеев, убитых богами. Кром въехал на рыжем панцирном единороге в Логр, железным мечом перебил волков, и их мясом накормил голодных детей. О, мясо, голодные дети, – Горм встал, и, порывшись в различной ерунде на краю волокуши, извлек горшок, запечатанный блином из липкого теста. – Запечем в горшке или пожарим на прутьях?

– На прутьях, – ответили три голоса.

– Что-то мне нехорошее мерещится, – сказал Горм. – Аса, ты сказала: «На прутьях?»

– Да, в горшке слишком долго.

– Хельги, ты тоже?

– Ха… Я уже не такой маленький, я твои шутки знаю. «Что это мы услышали?» Сейчас ты нам начнешь рассказывать про души пропавших в лесу и замерзших детей, как в тихую ночь можно услышать, как они пищат и просят поесть и согреться. В шесть лет ты меня этими мюлингами[4] так запугал, я две ночи спал со щенками на псарне. А еще брат называется. Пока не придумал что поновее, рассказывай дальше про сумерки богов, а я мясо нанизаю.

Горм подбросил в руке сакс с обухом толщиной в мизинец, и, немного успокоенный привычной увесистостью орудия, обошел поляну. Потрескивал костер, поодаль, в реке кто-то плескался – может, пресноводный дельфин гонял форель, может, сом лопал лягушек. Еще дальше вдруг отрывисто прочистила горло и загудела выпь. Звуки ночного леса были не громче и не тише, чем обычно.

«Может, нехорошее и вправду только мерещится,» – решил Горм, и продолжил:

– Про маленьких плачущих мюлингов вам страшно, а про гибель богов и зиму великанов не страшно? Попробуй расскажи вам что, все время сбиваете…Собака, Сварог, Кром… Пока продолжалась битва у разрушенного радужного моста Бифрост, Хель никто не охранял, и оттуда вернулся Бальдер. Бальдера по случайности убил Хед, когда начались распри богов…

– Копьем из омелы?

– Именно копьем из омелы, Аса, которое ему подсунул кто?

– Локи.

– Хоть кто-то в этой семье будет помнить завет предков. На Хельги у меня надежды мало, ему лишь бы, как йотуну или троллю, нажраться сырого мяса. На прутья, а не себе в брюхо, злопастный ты тролльчонок, ты ж теперь будешь этой овцекоровой три дня вонять… – Горм махнул рукой. – А когда Бальдер простил Хеда, круг земной начал возвращаться в равновесие. Только теперь это равновесие держится не на клятвах богов и их ведовстве, а на правде и законе в делах всех живущих. Пока правда прирастает и закон соблюдается, льды отступают, за зимой приходит весна, у зверей родятся детеныши, потом лето, рожь и ячмень колосятся, за летом осень, урожай, снова зима. Так круг земной и катится вокруг огня Сунны. А если кто живет по лжи, его дела могут вернуть зиму великанов и голод назад, поэтому попуску лжецам и клятвопреступникам давать нельзя.

– А боги и богини? – спросила Аса.

– Кое-какие пережили сумерки, как Видар, Хед, или Магни, сын Тора. Кое-какие появились во время сумерек, как Кром или Собака Без Имени. На востоке, в Гардаре, тоже завелись новые боги – Яросвет, его пламя топит снега, и Свентана[5], невеста надмирного сияния. Некоторые говорят, что они вместе с Семарглом Свароговы дети. Собака помогает детенышу родиться на свет – будь он щенок, олененок, крольчонок, или тролльчонок, как Хельги, Кром дает некоторым из этих детенышей смелость при рождении[6]. Но чем боги тебя наделили, то тебе и дано. Просить добавки или жаловаться бесполезно, и кто хочет от богов нежданной радости, дождется нежданной гадости[7]. Да и не ходят нынче боги по земле, как ходил Один, и до наших дел им дела нет. Кстати, Хельги… Обугленное мясо сырым не считается, так что можешь начинать есть. Что у нас еще было…

– Сушеные яблоки, – Аса откинула край шкуры и подняла в воздух корзинку, – сыр, и хлеб. Кто хочет яблочко?

– Я хофю! – весьма невнятно (ему мешал полный рот мяса) и вполне предсказуемо завопил Хельги.

Горм, уже тянувшийся было к костру за прутком с тремя дымящимися кусками крепко отдававшего мускусом мяса, резко развернулся и встал – выхваченная из костра головня в одной руке, сакс в другой. Второе невнятное «Я хофю!» определенно раздалось со стороны леса. В свете костра и вспыхнувшей головни зловеще зажглись красным огнем чьи-то глаза. Вековая жуть пробрала Горма. У тех, кто умеет говорить и ходит под светом Сунны среди живых, глаза не должны светиться в темноте. С другой стороны, неповадно всякой нежити пугать детей ярла Хёрдакнута и отнимать у них яблоки…