Горький май 42-го. Разгром Крымского фронта. Харьковский котёл - [125]

Командующие армиями и командиры дивизий не заботятся о том, чтобы при них всегда находились радиостанции, при помощи которых они могли бы управлять войсками и информировать о своих действиях вышестоящие штабы. Более того, многие командующие армиями и командиры дивизий из-за боязни обнаружить место нахождения своих штабов запрещают работу радиостанций.

Указанные причины, как правило, приводят к нарушению связи с высшими штабами и потере управления войсками» [5; 466-467].

Словом, война идёт уже почти как год, а отношение к радиосвязи осталось в Красной Армии на уровне лета 1941 года. Как в то время нежелание и неумение использовать рации было одной из серьёзных причин наших поражений, так и в мае 42-го, в частности, под Харьковом, это сыграло для нас роковую роль.

Так какова же степень вины генерал-майора Ф.М. Харитонова в том, что вверенная ему армия не смогла выполнить поставленную перед ней задачу? Ответственности с Ф.М. Харитонова мы не снимаем. Как командарм, он в ответе за неудачные действия своей армии. Но и делать его козлом отпущения, на наш взгляд, совершенно недопустимо. Во многом его ошибки были обусловлены недочётами и ошибками вышестоящих штабов: в планировании, использовании разведданных, реагировании на обстановку, распоряжении резервами, построении системы связи с подчинёнными войсками.

* * *

Однако вернёмся к изложению событий, имевших место под Харьковом после 19 мая.

Надо заметить, что представление командующих 21-й и 28-й армий (Гордов и Рябышев соответственно) о силах противостоящего им противника и его намерениях не соответствовало действительности. По их мнению, противник понёс в предыдущих боях громадные потери, истощён и готов прекратить свои контрудары в районе действия северной советской группировки. И тем более, здесь он не способен ни на какое решительное наступление. Это заключение командующие армиями доложили маршалу С.К. Тимошенко [9; 68].

Несколько более сдержанны в оценке ситуации были и командарм-38, и его штаб. Вот как описывает это начальник штаба 38-й армии генерал С.П. Иванов:

«Первоначальными были оптимистические высказывания: своим наступлением мы, дескать, сорвали замысел врага, и он израсходовал на оборону те силы, которые предназначались для удара. Но полковник Приходько предположил, что коль скоро гитлеровское командование замышляет крупное наступление, то, очевидно, оно имеет в достатке резервы, которые могут скоро подойти. А если так, то противник, хотя и с запозданием, но способен предпринять запланированное наступление. К.С. Москаленко и Н.Г. Кудинов согласились с этим предположением. Было решено активизировать действия войск армии, чтобы помешать замыслу гитлеровцев» [16; 235-236].

Как видим, намерения К.С. Москаленко вполне совпадали с приказами, полученными им от С.К. Тимошенко.

Впрочем, у главкома Юго-Западного направления другого выхода уже и не было. Ещё в Первую мировую генерал А.И. Деникин изрёк фразу, которая коротко передала известное положение военной теории: «Если ситуация пиковая, нужно атаковать». Ситуация в Барвенковском выступе для советских войск и так была чрезвычайно пиковой. В такой ситуации удар по северному фасу выступа, об изначальном планировании которого немцами командование ЮЗН достоверно знало из захваченных документов, неминуемо вёл к катастрофе. Значит, любыми путями данный удар надо было предотвратить. А сделать это можно было, непрерывно атакуя противника перед фронтом северной группировки наших войск. Конечно, ни о каком взятии Харькова и окружении немецких сил под ним речи уже не шло. Силы противника надо было просто сковать активными действиями. Потому-то на 20 мая соединения 28-й и 38-й армий получили приказ наступать. 21-я армия такого приказа не получила, что можно объяснить как относительной удалённостью её от северного фаса Барвенковского плацдарма, так и мощными контрударами по ней противника в предыдущие сутки, под воздействием которых левый фланг армии подался назад. Командарм-21, не получив на 20 мая указания о наступлении, решил этот день использовать для приведения своих войск в порядок, замены зимнего обмундирования летним и улучшения позиций [9; 68].

От внимания командующих 21-й и 28-й армий ускользнула перегруппировка сил, которую немцы проводили 19 мая и к исходу этого дня её завершили. Прежде всего они создали ударную группу в выступе, который образовался 19 мая вследствие отхода частей 21-й армии (между населёнными пунктами Муром и Вергелевка). В неё вошли части двух пехотных (83-й и 57-й) и одной танковой (3-й; 40 танков) дивизий [9; 68-69]. В то же время в районе села Нескучное, по которому планировался удар 28-й армии, было сосредоточено до 100 танков 23-й танковой дивизии немцев [9; 69].

С наступлением рассвета 20 мая соединения 28-й армии, за исключением 175 сд, перешли в наступление. В начале оно развивалось успешно. Но с выходом в район южнее Нескучного наступавшие части были остановлены сильным огнём танков, артиллерии и налётами авиации. В 12 часов дня противник начал контрудар, который нанёс по частям 175-й и 169-й стрелковых дивизий. Под воздействием танков и авиации противника, безраздельно господствующей над полем боя, части этих дивизий начали отход по всему фронту в восточном направлении, открывая тем самым левый фланг и тыл 21-й армии [9; 69].