Горький лимонад - [27]

— Какое твое настоящее имя? — следом отвечает она.

— О, я не могу давать эту информацию кому попало. Она может выплыть наружу, и тогда люди будут знать, как назвали меня мои родители. Мы в этом не нуждаемся.

— Так Джегз ненастоящее имя, да?

Я ухмыляюсь. Предполагаю, что всякое возможно, но что за имя — Джегз? Мне просто хочется, чтобы в моем имени появилась другая буква, тогда меня бы называли «челюсти». (Прим. в данной ситуации игра созвучных слов: Jags — зубцы, Jaws — челюсти). Это было бы лучше.

— Нет, это не мое имя от рождения, но в конечном итоге стало моим позывным, и так теперь меня все называют.

— Мне оно не нравится, — говорит Саша. Какого черта? Кто говорит такое человеку о его имени? Я не ожидал, что из всех людей именно Саша — такая мисс Чопорная и Правильная — когда-либо скажет кому-то нечто настолько грубое.

— А как бы ты отреагировала, если бы я сказал, что мне не нравится твое имя?

— Это мое имя от рождения, так что это было бы просто грубо, — язвительно замечает она.

Полыхающим взглядом она пристально смотрит в мои глаза, словно пытается выведать все мои темные тайны, подчинив меня своему разуму.

— А что, если Джегз лучше, чем имя, данное мне при рождении? Ты чувствовала бы себя ужасно, если бы я сказал, что мое имя Джулеп, не так ли? (Прим. Julep — лекарственный сироп).

— Это не твое имя, — уверенно заявляет она.

— Нет, его имя Болван, — говорит Тайлер, прикрывая рот и хихикая. (Прим. игра созвучных слов: Jackass — осел, дурак, болван; Jags — имя главного героя).

— Тайлер! — восклицает Саша. — Так нельзя! Мы так не разговариваем.

Слава Богу, я не единственный, кто говорит ей не обзываться, поскольку Саша уже практически кричит на нее.

— Джегз первый начал, — говорит Тайлер, скривив свои губки и поглядывая вниз на свою чашку чая.

Саша переводит на меня сердитый взгляд.

— Не помню, чтобы говорил такое в ее присутствии, — говорю я, поднимая руки в защитном жесте.

— У тебя грязный рот, — ворчит она на меня себе под нос.

— Не говори так про мой рот, — огрызаюсь я тем же тоном.

Теперь она смотрит на мой рот. Она задается вопросом, почему у меня такой грязный рот, или думает, как это будет, если поцеловать его? Держу пари, что последнее. Ей интересно, хорошо ли я целуюсь. Отражая ее действия, я тоже смотрю на ее губы, и ей тут же становится неловко, так как она начинает ерзать в своем кресле. Люблю заставлять девчонок ерзать, но особенно мне нравится заставлять ерзать ее.

— Ты правда думаешь, что ты горячий парень? — спрашивает она, явно злясь на меня за ощущения физического дискомфорта — а я точно уверен, что она чувствует себя достаточно некомфортно.

— На самом деле, не очень, — отвечаю я правдиво.

— Со сколькими женщинами у тебя был...

— Птичка на хвосте принесла мне, что ты не можешь сказать восхитительное слово из четырех букв — «секссссс».

— И кто эта птичка?

— Птичка со сломанной ногой, очевидно же.

— Придурок! — громко говорит она.

— Тетя сказала плохое слово, — напевает Тайлер в углу.

— Со сколькими мужчинами ты... — я останавливаюсь ровно на том же месте, что и она, просто желая усилить ее реакцию.

Она тут же вспыхивает, и я думаю, что если буду постоянно болтаться поблизости, ее лицо всегда будет меняться в цвете. Она нервно крутит свободно свисающие пряди волос за ушами.

— Это не твое дело. Хам.

Я смеюсь. Она ведь знает, что задала мне тот же вопрос, верно?

— Серьезно, куколка? Ты просто спросила меня, со сколькими женщинами я трахался, а когда я спрашиваю об этом тебя, ты меня оскорбляешь?

— Говори тише, — говорит она. — Тайлер...

Черт. Я забыл о маленьком попугайчике в углу. Поворачиваюсь к ней в надежде, что она не услышала моих слов, но, глядя в ту сторону, вижу ее встречный взгляд. Не делай этого, ребенок. Твоя мама меня убьет.

Ее губы медленно кривятся в хитрой улыбочке. Она смотрит на меня целую долгую минуту, а затем возвращается к перелистыванию своей книги. Фух. Слава Богу.

— Все это становится... — говорит Саша, возвращая внимание к себе. Указывая пальцем между нами, она продолжает: — ...становится на самом деле неловким.

— Мне весьма неплохо, — говорю я ей.

— А мне нет!

— Так я тебя смущаю? — спрашиваю я кокетливо, наклоняясь к ней.

Она рычит и вскакивает на ноги. Не уверен, куда она идет, и не думаю, что она сама знает, поскольку просто ходит кругами.

— Ты, — она продолжает шагать туда-сюда, туда-сюда. Ее щеки еще не вернули себе нормальный оттенок и, кажется, она сейчас взорвется. — Ты грязноротый кобель, — выдает она наконец.

Не думаю, что она подразумевала под этим комплимент, но для меня это так, и, пожалуй, единственная вещь, которая могла бы сделать ее еще красивее в этот самый момент, если бы она топнула ножкой, произнося это.

— Спасибо, — говорю я ей, усмехаясь. — Боже, это так мило. Никто не говорил мне этого прежде.

— Прости, — говорит она быстро. — Я не должна была этого говорить.

— Все хорошо. Правда мне не причиняет боли, как ты надеялась, — говорю я, широко улыбаясь.

Она сбита с толку. Это мне тоже нравится. Я упираюсь кулаком в подлокотник кресла, на котором сижу, и поднимаюсь на ноги, все еще ощущая стреляющую боль, которая теперь спускается к задней части колена. Я не могу сдержать стон, когда встаю. Хотел бы я сказать, что сделал это для привлечения ее внимания, но, блин, что-то утром я сделал не так. Посмотрев в мою сторону, она опускает плечи и перестает ходить. Мое лицо, очевидно, перекошено от боли, которую я сейчас испытываю. Саша подходит и кладет руку мне на поясницу, пока я пытаюсь распрямиться.