Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников - [24]
…евреи рассматривались как паразиты и эксплуататоры, от которых следовало защищать население, в первую очередь — сельское [КЛИЕР. С. 192–193].
Такого рода отношение к евреям было законодательно закреплено целым рядом правовых и актов и уложений. По российским законам тех лет евреи, а ими официально считались тогда только лица, исповедовавшие иудаизм, признавались инородцами с ограниченными правами на местожительство («черта оседлости»[33]), получение образования («процентная норма»), поступления на государственную службу и т. п. А в годы
…Первой русской революции и, в особенности, после нее режим Николая II начал исповедовать оголтелый и демонстративный антисемитизм как один из основополагающих принципов государственной идеологии России [ЭЛЬЯШЕВИЧ. С. 531].
Царское правительство, несмотря требование практически всех российских политических сил, за исключением так называемых «черносотенных» партий — «Союза русского народа», «Русского народного союза имени Михаила Архангела», «Союза русских людей» и «октябристов», вопреки давлению со стороны мирового сообщества не предпринимало никаких шагов для уравнения евреев в гражданских правах [ЭЕЭ/article/15442]. Напротив, оно делало все возможное, чтобы ужесточить антиеврейское законодательство. Если в ХIХ в. дискриминационные нормы проистекали из догматики «христианского антисемитизма», т. е. касались лишь лиц иудейского вероисповедания, то в начале ХХ в. и крещёные евреи стали подвергаться дискриминации. В частности закон, принятый в 1912 году, установил запрет на производство в офицерское звание крещеных евреев, их детей и внуков. Крещеных евреев и их детей перестали принимать в Военно-медицинскую академию. В изданных в 1912 г. дополнениях к «Правилам о приеме в кадетские корпуса», запрещалось зачислять в них детей еврейского происхождения, даже если крестились их отцы или деды [ЭЕЭ/article/15442], [ПОЛЯКОВ]. Приходится, с сожалением, констатировать, что задолго до введения «расовых законов» в нацистской Германии «еврейство» в Российской империи стало определяться по этническому признаку (sic!).
Этой политики власть Российской империи, в общем и целом, придерживалась вплоть до своего крушения. Вместе с тем:
В конце XIX века в среде русской либеральной интеллигенции были широко распространены симпатии по отношению к евреям, что в некоторой степени уменьшало влияние официального антисемитизма и антисемитизма правах кругов русского общества. Среди наиболее видных защитников прав евреев можно назвать философа Владимира Соловьева, писателя Владимира Короленко, музыкального и художественного критика Владимира Стасова. В последние годы своей жизни резко изменил свое отношение к евреям прежде антисемитски настроенный писатель Николай Лесков. В русских либеральных журналах того времени было не принято публиковать что-либо, что могло бы быть истолковано как антисемитское выступление и вообще антисемитизм в среде русских либералов считался дурным тоном.
Пожалуй, можно говорить об определенном филосемитизме русского либерального общества конца 19 — начала 20 века. Таким образом, Горький находился в рамках существовавшей традиции, но его выделяет то, что он пошел дальше других русских писателей и общественных деятелей в интересе к евреям, в последовательной защите их гражданских и политических прав… [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 6–7].
По мере стремительного обнищания еврейского местечка и не менее стремительной пролетаризации и политизации русских евреев — «появление Бунда и взрыв революционной активности еврейских ра-бочих»[ПЕТРОВСКИЙ-ШТЕРН. С. 4], «еврейский вопрос» стал одним из наиболее «жгучих», непременно стоящим на повестке дня.
В среде интеллигенции[34] — самой образованной и активной в общественном отношении группы тогдашнего русского социума, состоящей из лиц «высокой умственной и этической культуры»[35], антисемитские настроения не приветствовались. Более того, они считались неприличными, моветоном, присущим малообразованным сословиям, «охотнорядцам»[36]. Авторитет царского правительства, как и самого императора Николая II, среди интеллигенции был невысок и проводимая ими политика государственного антисемитизма ею осуждалась. По утверждению Горького:
Имея своим основанием политику бюрократии, антисемитизм, однако, не пустил таких глубоких корней в русском обществе благодаря тому именно обстоятельству, что общество и бюрократия две враждебные силы и принимаемое одним из этих противников отвергается другим. Интеллигентные слои русского общества вовсе не заряжены ядом антисемитизма. Даже торговые промышленные классы в России мало прониклись антисемитизмом. Но тут я принужден, к своему великому прискорбию, заметить, что русская интеллигентная публика всё же никогда еще не отнеслась к евреям так, как того требовала справедливость [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С. 116].
Добавим к этому: дискриминация 5 % населения Империи по религиозно-этническому признаку никогда не становилось причиной массовых протестных компаний в этой среде. В ожесточенной полемике различных партий и групп, как в Государственной Думе, так и на страницах печати, еврейская тема была в те годы не более чем разменной монетой во внутриполитической игре. По большому счету отличие состояло лишь во фразеологии. У «западников» — либералов и социалистов, речь шла о «положительном решении еврейского вопроса» в духе идей Просвещения («Свобода, равенство, братство»). В речах и писаниях их оппонентов — правых государственников-славянофилов и консерваторов-монархистов, исповедовавших идеологию «официальной народности» («Православие, самодержавие и народность»), на все лады муссировалась тема «еврейского засилья», вездесущего «жида-эксплуататора», умучивающего великий русский народ. Сравнивая эти две, — отметим, до сих пор (sic!) ведущие между собой ожесточенную полемику группы русских интеллектуалов, поэт Василий Курочкин писал в 1868 г.:
Настоящая книга относится к жанру документальной беллетристики и повествует о жизни советского художественного андеграунда 60-х – 80-х годов XX в. Ее персонажи – художники и поэты-нонконформисты, являвшиеся, по мнению партийных идеологов, «выразителями буржуазной эстетики и морали». На страницах книги читатель встретит немало имен бывших «гениев андеграунда». Из образов этих людей, их историй и элементов своей собственной биографии автор соткал яркое мозаичное полотно того «чудного» времени, коим являлись последние три десятилетия существования СССР, страны несбыточных надежд. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Вниманию читателя предлагается первое подробное жизнеописание Марка Алданова – самого популярного писателя русского Зарубежья, видного общественно-политического деятеля эмиграции «первой волны». Беллетристика Алданова – вершина русского историософского романа ХХ века, а его жизнь – редкий пример духовного благородства, принципиальности и свободомыслия. Книга написана на основании большого числа документальных источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов. Помимо сведений, касающихся непосредственно биографии Алданова, в ней обсуждаются основные мировоззренческие представления Алданова-мыслителя, приводятся систематизированные сведения о рецепции образа писателя его современниками.
Марк Уральский — автор большого числа научно-публицистических работ и документальной прозы. Его новая книга посвящена истории жизни и литературно-общественной деятельности Ильи Марковича Троцкого (1879, Ромны — 1969, Нью-Йорк) — журналиста-«русскословца», затем эмигранта, активного деятеля ОРТ, чья личность в силу «политической неблагозвучности» фамилии долгое время оставалась в тени забвения. Между тем он является инициатором кампании за присуждение Ивану Бунину Нобелевской премии по литературе, автором многочисленных статей, представляющих сегодня ценнейшее собрание документов по истории Серебряного века и русской эмиграции «первой волны».
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга писателя-документалиста Марка Уральского является завершающей в ряду его публикаций, касающихся личных и деловых связей русских писателей-классиков середины XIX – начала XX в. с евреями. На основе большого корпуса документальных и научных материалов дан всесторонний анализ позиции, которую Иван Сергеевич Тургенев занимал в национальном вопросе, получившем особую актуальность в Европе, начиная с первой трети XIX в. и, в частности, в еврейской проблематике. И. С. Тургенев, как никто другой из знаменитых писателей его времени, имел обширные личные контакты с российскими и западноевропейскими эмансипированными евреями из числа литераторов, издателей, музыкантов и художников.
Книга посвящена истории взаимоотношений Ивана Бунина с русско-еврейскими интеллектуалами. Эта тема до настоящего времени оставалась вне поле зрения буниноведов. Между тем круг общения Бунина, как ни у кого другого из русских писателей-эмигрантов, был насыщен евреями – друзьями, близкими знакомыми, помощниками и покровителями. Во время войны Бунин укрывал в своем доме спасавшихся от нацистского террора евреев. Все эти обстоятельства представляются интересными не только сами по себе – как все необычное, выходящее из ряда вон в биографиях выдающихся личностей, но и в широком культурно-историческом контексте русско-еврейских отношений.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.