Горький апельсин - [20]

– Боюсь, я не смогу внести такой уж большой вклад в пикник, – призналась я. – Я планировала завтра сходить в город кое-что купить.

– Я уверен, что у нас всего полно, – заявил Питер. – По-моему, Кара туда через день мотается то за одним, то за другим. Мне это влетает в копеечку.

Он распахнул дверцу холодильника, показывая мне полки, забитые продуктами. Их вид напомнил мне, что в животе у меня плещется море алкоголя и что никаких признаков обеда по-прежнему не видать.

– Значит, решено, – провозгласила она. – Ого, смотрите. – Она указала в окно, на террасу под нами. На каменных плитках возлежала уже знакомая мне тощая рыжая кошка. – Это Серафина.

– Эта кошка съела мою рыбу, – пожаловалась я. – Целую камбалу стащила.

– Вряд ли Серафина могла так поступить. Она очень ласковая.

Даже на таком расстоянии я видела, что затылок у кошки почти лысый.

– Вам не кажется, что кошкой быть очень славно? – проговорила Кара. – Не нужно думать о готовке, о счастье, о том, что случится завтра. Ходишь куда тебе вздумается. Ни перед кем не отчитываешься.

Меня как-то не убедили эти доводы. Вряд ли все так просто: перед тобой не всегда окажется камбала, когда захочется есть. Но я издала тихий звук, означавший согласие.

– У нас был рыжий кот, когда мы жили в Ирландии, – продолжала Кара. – Хотя скорее это был кот Питера.

Я глянула на Питера, который шарил в пакетах с едой, составленных в коробку у плиты.

– Питеру нравилось, когда тот спал у нас в кровати, вытягиваясь между нами, как пушистый человечек.

Мне это не показалось гигиеничным.

– Меня это так злило – кот в постели. Хоть я его и обожала.

– Потому что блохи? – уточнила я.

– Блох у него не было. Хороший чистый кот. Не знаю, почему я так раздражалась. Потому что я хотела быть в постели наедине с Питером, потому что я не могла любить этого кота, как тому хотелось, или потому, что он отличался от других котов. Бывало, я выкидывала его из кровати, и он делал такую морду, что я чувствовала себя виноватой. Они всегда хотят одного. Да и все мы всегда хотим одного. Посмотри на меня, посмотри на меня, люби меня, люби меня. – Она негромко рассмеялась. – Серафина! Серафина! – позвала она в окно. Но кошка даже головы не подняла.

– А что с ним случилось?

– С кем?

– С вашим котом.

Она задумалась.

– В один прекрасный день он исчез. Наверное, он был бродячий.

– Дикий кот? Так он не был домашним?

– Домашним? Ну да, наверное, был. Но он мог уйти, когда ему заблагорассудится.

– Вы, должно быть, очень по нему скучали, – посочувствовала я.

Кара отвернулась от окна и громко произнесла:

– А теперь, Фрэнсис, я хочу, чтобы вы все нам рассказали.

– Все?

Я слишком быстро повернула голову, и комната поплыла у меня перед глазами. Отхлебнув еще мартини, который теперь казался мне очень вкусным, я подумала о том, что лучше бы пить помедленнее и что интересно, когда же они начнут готовить обед, но со следующим глотком это перестало казаться важным.

– Про вас, – пояснила она. – Чем вы любите заниматься, кто ваши родители, где вы живете. Рассказывайте все.

– Вы ведь жили в Лондоне? – вставил Питер из кухонного уголка.

Оба смотрели на меня, ожидая ответа.

– Да, – сказала я. – С матерью. Она… она скончалась в прошлом месяце. – Я прикоснулась к медальону, висящему на шее, и материнский бюстгальтер впился мне в кожу.

– Мне очень жаль, – отозвался Питер. Его руки поднялись и опустились.

– Я какое-то время за ней ухаживала.

– Вам, наверное, было очень тяжело, – заметила Кара.

– А ваш отец? – спросил Питер.

Кто-нибудь когда-нибудь так интересовался моей жизнью?

– Он ушел от нее… от нас. Когда мне было десять лет. Ушел к другой. Мы не поддерживали связь. Я вообще его с тех пор не видела.

Я когда-нибудь кому-нибудь столько рассказывала о себе?

– Ох, Фрэнсис, – проговорила Кара, беря меня за руку выше запястья. – Наверное, это было ужасно. Я знаю, что такое потерять обоих родителей.

В глазах у меня все стало расплываться – может, от спиртного, а может, от их сочувствия.

– Не надо нам было спрашивать, – произнесла она, хотя все вопросы задавал только Питер. Она сжала мою руку. – Извините.

– Ваши тоже скончались? – спросила я у нее.

Пожав плечами, она ответила:

– У Питера еще живы, прячутся где-то в Девоне или в Дорсете. – Она зашептала, словно делясь секретом: – По-моему, он их стесняется – или у них щеки чересчур румяные, или они слишком похожи на своих собак.

Я уставилась на нее в недоумении, но тут она рассмеялась, и я поняла, что это была шутка.

Снова присоединившийся к нам Питер проговорил:

– Должен признаться, когда Либерман позвонил, чтобы предложить мне работу, и сказал, что другой человек будет осматривать сады, я ожидал встретить мужчину.

Он протянул мне ладонь с горсточкой арахиса. Мне никто никогда раньше не предлагал арахис на ладони, но я взяла один орешек. Он не убирал руку, и я взяла еще несколько.

– Женское Frances и мужское Francis, – поняла я, – произносятся одинаково. Когда я поступила в Оксфорд, из-за этого получилась большая путаница, едва не вышла очень неловкая ситуация. Хорошо, что в конце концов я оказалась там, где надо.

– Вы учились в Оксфорде? – произнес Питер. – Думаю, не в колледже Святой Хильды? Вы не знали такую Мэллори Свифт?