Горькая сладость - [52]

— Я видел его из лодки и всегда думал, какой потрясающий, должно быть, вид открывается отсюда.

— Это будет моя самая лучшая комната. Я хотела оставить ее для себя, но потом поняла, что не имеет смысла. Я могу пользоваться комнатой для прислуги на первом этаже и маленькой ванной. Какая мне разница? Словом, я решила сделать в бельведере апартаменты для новобрачных. Я собираюсь поставить здесь большую кровать и застелить ее кружевным покрывалом. У этой стены можно поставить шкаф, там — большое зеркало, на окна повесить кружевные занавески, чтобы не закрывать вид. Конечно, придется отполировать полы и все деревянные детали. Ну, что ты об этом думаешь?

— Я думаю, тебе предстоит нелегкая зима.

Мэгги рассмеялась.

— А я не против. Я смотрю вперед.

Эрик взглянул на светящийся циферблат своих часов.

— Пожалуй, я сейчас отвезу тебя домой, пока у твоей матери не случился удар.

— Да, ты прав. Она наверняка ждет меня, чтобы устроить взбучку. Будто мне четырнадцать лет!

— Ах, наши матери — вечно от них какие-нибудь неприятности.

Они вместе спустились вниз по лестнице, следуя за прыгающим лучом света.

— Не могу представить тебя в такой ситуации.

— Это бывает не часто, зато в самый неподходящий момент. Моя мать знает, что Нэнси постоянно находится в разъездах, и считает, что из-за этого рушится наш брак. Беда в том, что и я так считаю, — сказал Эрик.

Мэгги остановилась в темноте. Первый раз Эрик проговорился, что в его семейной жизни не все так гладко, и Мэгги пыталась подыскать какие-нибудь вежливые слова.

— Слушай, Мэгги, забудь то, что я сказал. Извини.

— Нет, все правильно, Эрик. Я просто не знаю, что тебе ответить.

— Я люблю Нэнси, клянусь. Просто такое впечатление, что мы очень отдалились друг от друга с тех пор, как вернулись сюда. Пять дней в неделю ее не бывает дома, а, когда она приезжает, я уплываю на лодке. Ей не нравится моя лодка, мне — ее работа. Мы обязательно должны как-то изменить эту ситуацию.

— В любой семье возникают подобные проблемы.

— И в твоей они были?

— Конечно.

— Что?

Мэгги направила луч фонарика в пол.

— Он любил азартные игры, а меня это возмущало. Я до сих пор их ненавижу, потому что в конце концов они стали причиной его смерти. Он летел в Рино на пикник, где собирался поиграть. Он каждый год летал туда на «боинге».

— А ты никогда с ним не летала?

— Один раз. Но мне не понравилось.

— Поэтому он ездил без тебя?

— Да.

— И его это не волновало?

— Нет, из-за чего возникало тягостное ощущение какой-то разобщенности. Для него это было просто бегством, он даже радовался, что я не еду. Он всегда подчеркивал, что играет на собственные деньги. Он специально их откладывал. И еще он спрашивал: «Тебе чего-нибудь не хватает?» Но у меня все было. Как я могла ему возразить? Однако мне всегда казалось, что этими деньгами мы должны пользоваться вместе — больше путешествовать, например, или... — Мэгги замолчала.

Они стояли настолько близко, что могли коснуться друг друга. Наконец Мэгги прерывисто вздохнула.

— Господи, я так любила его, — прошептала она. — У нас было все. Мы путешествовали, вели роскошную жизнь, купили парусную шлюпку, стали членами престижного загородного клуба. У нас и сейчас было бы все прекрасно, если бы он не отправился в ту последнюю поездку. Ты не поверишь, но я до сих пор злюсь на него, хотя он мертв. И чувствую себя ужасно виноватой.

Эрик взял ее руку и крепко сжал.

— Прости, Мэгги, я не хотел вызвать у тебя такие печальные воспоминания.

Мэгги отошла в сторону, и Эрик догадался, что она в темноте вытирает слезы,

— Все нормально, — сказала она. — В группе психологической поддержки я узнала, что в моей ситуации вполне естественно сердиться на Филлипа. Так же, как, вероятно, и для тебя — сердиться на Нэнси.

— Я злюсь на нее, но тоже чувствую себя виноватым, поскольку знаю, что она любит свою работу и потому так дьявольски добросовестно вкалывает. И много вкалывает. Летает по всей стране, добирается до отеля иногда не раньше девяти-десяти вечера. А дома, в выходные, она должна сделать ужасающее количество бумажной работы. И я обижаюсь. Особенно зимой, когда в выходные мы могли бы побыть вдвоем. Вместо этого она занимается своими отчетами. — Эрик вздохнул и мрачно добавил: — О Господи, не понимаю.

Вновь наступила тишина, и вместе с ней вернулось ощущение близости.

— Мэгги, я никогда никому этого не рассказывал, — признался Эрик.

— Я тоже. Только в моей группе.

— Я выбрал неподходящее время. Прости. Ты была такой счастливой, а я все испортил.

— Какие глупости, Эрик! Для чего же тогда нужны друзья? Я все равно чувствую себя счастливой... в глубине души.

— Ну ладно.

Они проследовали за лучом к двери, ведущей из кухни на веранду, и задержались там, пока Мэгги еще раз осматривала помещение, направляя свет фонаря во все углы.

— Мне нравится твой дом, Мэгги.

— Мне тоже.

— Я хотел бы увидеть его, когда все будет сделано.

— Приглашаю тебя в свою гостиницу на ужин, — произнесла Мэгги, пытаясь приободриться.

Они вышли на заднюю веранду, и Мэгги заперла дверь.

— Ты будешь здесь завтра? — спросил Эрик, когда они шли к пикапу.

— И послезавтра, и послепослезавтра. Я начала на втором этаже малярные работы, и обои нужно клеить.