Горькая сладость - [140]

Она встала и запустила руки в карманы его рубашки, сокрушенная осознанием того, что пыталась скрыть от себя все эти недели. Ее муж не любит ее. Она теперь знает это так же хорошо, как и то, кого он любит вместо нее.

Мэгги проснулась восьмого ноября в час ночи от таких сильных схваток, что ее глаза раскрылись, как распахнутые настежь двери. Схватившись за живот, она лежала абсолютно тихо, всей душой желая, чтобы схватки скорей прекратились: они начались слишком рано — за две недели до срока. Только попробуй что-нибудь учинить с малышом. Когда боль ушла, Мэгги замерла с закрытыми глазами, впитывая в себя, как молитву, эти слова, которые звучали в голове помимо ее воли. С какого момента она захотела ребенка? Мэгги включила свет и посмотрела на циферблат. Затем легла и лежала очень тихо, прислушиваясь к себе и вспоминая первые роды, так непохожие на то, что происходит теперь, — тогда Филлип сидел рядом. Это была очень медленная работа, занявшая целых тринадцать часов. Между схватками они ходили, танцевали, посмеивались над ее неуклюжестью. Филлип отнес ее чемодан в багажник и вел машину, держа одну руку на ее колене. А когда острый, как кинжал, приступ боли пронзил ее, Филлип открыл настежь окна и погнал машину на бешеной скорости, не обращая внимания на красный свет светофора. Последнее лицо, которое она видела, когда ее закатывали в родильную палату, было лицо Филлипа. И его же она увидела первым, когда ее перевозили в палату для выздоравливающих. Как тогда все было традиционно и надежно.

И как же неуверенно чувствует она себя теперь, когда рядом нет мужа. Накатился еще один приступ боли. Восемь минут... терпи... терпи... зови отца... зови доктора... Доктор Маклин сказал:

— Срочно в больницу.

Рой сказал:

— Я уже еду.

Вера сказала Рою:

— Если ты думаешь увидеть меня в больнице, то сильно ошибаешься.

Доставая рубашку и ботинки, Рой ответил:

— Нет, Вера, я так не думаю. Я уже научился не полагаться на тебя в ответственные моменты.

Вера села на кровати, сетка для волос сползла на лоб, лицо исказилось гневом.

— Нет, ты только посмотри, что она натворила! Она встала между нами! Эта девка позорит нас, Рой. И убей меня, если я понимаю, почему ты...

Он хлопнул дверью, оставив ее сидеть на кровати, которую они делили более сорока лет, обхватив себя руками и все еще продолжая его пилить.

— Привет, дорогая! — бодро приветствовал дочь Рой, как только добрался до нее. — Как насчет того, чтобы впустить в мир эту маленькую личность, что в тебе копошится?

Мэгги не думала, что можно любить отца сильнее, чем она любила прежде, но следующие два часа доказали, что это возможно. Отец и дочь просто не могут пройти через такой интимный опыт, не узнав истинного характера друг друга и не соединившись новыми, еще более прочными узами.

Рой был великолепен. Он обладал всем тем, чего была лишена Вера: мягкий, бесконечно любящий, сильный, когда ей требовалась поддержка, остроумный, когда ей нужно было облегчение. Сначала ее многое беспокоило, например, что он станет свидетелем ее боли, что ее плоть будет порвана, но больше всего она боялась обнажиться перед ним, Рой же вел себя, безукоризненно. К ее облегчению, он воспринял наготу дочери естественно и спокойно, когда, помогая ей в первые минуты собраться с силами, растирал низ ее живота, впервые обнаженный перед ним.

— Ты родила своего первого ребенка, когда была еще совсем маленькой, лет в пять или шесть. Помнишь?

Она откинула голову на подушки.

— Не помнишь? — улыбнулся он. — А я помню. — Его рука делала круговые успокаивающие движения. — Это было... мы тогда развозили по домам покупки из магазина. Если кто-нибудь болел или у какой-то старухи не было машины или водительских прав, то мы доставляли продукты сами. Однажды раздался звонок в дверь, и я пошел открывать. Ты стояла на пороге с куклой, завернутой в коричневую оберточную бумагу. «Плинимай внучку из лоддома», — сказала ты и передала ее мне.

— О, папа, ты все придумал, — не смогла сдержать улыбку Мэгги.

— Нет, совсем нет. Могу поклясться будущим внуком. — Он похлопал по ее большому растянутому животу. — Ты, наверное, подслушала разговоры о родах и роддомах, и тебе казалось, что дети рождаются именно так: их приносят к двери, завернутыми в оберточную бумагу, как покупки, которые мы развозили по домам.

Она засмеялась, но в этот момент начались очередные схватки. Закрыв глаза, прерывающимся голосом она сказала:

— Хорошо бы... чтобы... было так легко... как я думала тогда.

— Подожди, не тужься, — уговаривал он ее. — Дыши короткими вздохами. Напряги нижние мускулы... Потерпи еще, дорогая.

Когда боль отпустила, он обтер ее лоб холодным мокрым полотенцем.

— Вот так, пока все прекрасно. Думаю, что все идет по-настоящему хорошо.

— Папа, — сказала она, вглядываясь в него. — Мне бы не хотелось, чтобы ты видел меня в приступах боли.

— Я знаю, но я буду держаться, если ты постараешься быть мужественной. Ведь, кроме всего прочего, это очень серьезный опыт для пожилого человека вроде меня. Когда ты рождалась, мне не довелось видеть, как это происходит. В те дни они вышвыривали отцов в прокуренную комнату для ожидания.