Горькая правда - [25]

— Лучше дешевый успех, чем снобистский провал. Испугался, что я напишу удачный, популярный роман, да?

— Ты и роман — вещи столь несовместимые, что сама идея вызывает смех…

— Заткнитесь оба! — кричит Элинор. И повелительно вскидывает руку, требуя, чтобы они угомонились. Они повинуются. В наступившей тишине слышится шум подъезжающей к коттеджу машины. — Пойду открою дверь, — говорит Элинор, — пока газеты протолкнут в почтовый ящик, пройдут годы. — Она удаляется, а мужчины садятся и ждут.

Сэм нарушает молчание:

— И как она тебе показалась голенькая?

— Прекрати, ради бога!

— Но мне же интересно.

— Я не особенно вглядывался.

— Да брось, Адриан! Ты хочешь сказать, что уломал Фанни Таррант скинуть экипировочку и не посмотрел на ее титьки и задницу? Она бреет лобок?

Адриан не отвечает. Он не отрывает глаз от появившейся в дверях и застывшей на пороге при звуке собственного имени Фанни Таррант.

— Могу поспорить, что бреет, — лениво тянет Сэм. Не замечая ничего вокруг, он откидывается на спинку шезлонга и закрывает глаза. — Держу пари, что каждую пятницу она с религиозной истовостью подбривает себе линию бикини, оставив только крошечный хохолок над промежностью — длинненький, как усики Чарли Чаплина. Правильно я говорю?

— Неправильно! Остренький — как бородка клинышком, — поправляет его Фанни Таррант, которая входит в комнату вместе с Элинор.

Сэм вскакивает как ужаленный, и вонзается взглядом в Фанни Тарант.

— Какого черта вы тут делаете?

— Проезжала мимо, правда, не ожидала встретить тут вас, мистер Шарп.

Лицо у Фанни бледное, взгляд рассеянный, вид какой-то встрепанный. Одета она затрапезно: в длиннополую рубашку и того же цвета брюки.

Выражение лица у Элинор сердитое и смущенное одновременно.

— Это ты ее позвал? — обращается она к Адриану.

— Конечно, нет! — восклицает он.

— Наверное, забыла что-то из своего бельишка в сауне, — вставляет свое слово Сэм.

— Что вам угодно? — обращается Адриан к Фанни.

— Я полагаю, вы уже прочли…

— Нет. Нам еще не принесли газеты.

— А-а… — Фанни явно не в своей тарелке. — На вашем месте я бы не придавала значения. Получилось жестковато. Но это неважно — никто не обратит внимания. — Фанни с тоской смотрит на стол: — У вас случайно не кофе?

— К чему это? — спрашивает Элинор. — Вам тут не рады.

— Мягко говоря, — добавляет Сэм.

— Умираю хочу кофе, — признается Фанни.

— Пейте. Но наливать вам я не буду, — отрезает Элинор.

Фанни устремляется к столу и поспешно наливает себе чашку кофе.

— Что вы там понаписали об Адриане?

— А вы не догадываетесь? Что кумир моего детства оказался колоссом на глиняных ногах. Писателем, который превратил свою семейную жизнь в ад из-за плохих рецензий. Человеком, который слинял из кухни потому, что не мог вынести печного жара, а сделал вид, будто лишился аппетита.

Адриан буквально каменеет от этих слов. Фанни пьет кофе крупными глотками и вздыхает с облегчением:

— Боже, как это было кстати!

Элинор спрашивает:

— И все?

Фанни удивляется:

— Вам мало?

— Но там ничего нет о… наших студенческих годах?

— Это же было не для записи. А можно мне еще и тостом разжиться?

Элинор пожимает плечами и роняет равнодушно:

— Берите.

— А может, изволите что-нибудь горяченькое? Яичницу не желаете? — издевается Сэм. — Вы какую предпочитаете — глазунью или болтунью?

— Нет, больше ничего не надо, — говорит Фанни и сует в рот тост. — Наверное, у меня приступ гипогликемии — я только что потеряла сознание в машине…

— Вот что, не знаю, как вы, а я подустал от этого цирка, — перебивает ее Сэм. — Говорите, зачем явились, и катитесь отсюда. А то и сразу катитесь.

Фанни обводит их взглядом, затем смотрит в угол на не включенный телевизор и спрашивает:

— Вы что, правда, не знаете?

— Не знаем — чего? — недоумевает Элинор.

— Какое странное чувство! Вы словно за стеклом. В другом эоне. Ничего не знаете.

— Не знаем о чем? — не выдерживает Адриан.

Примерно полтора часа назад Фанни Таррант сидела на переднем пассажирском сиденье красного "BMW 318i", за рулем которого был ее партнер Крайтон Дейл. Они направлялись в Гэтуик, чтобы попасть на каникулярный чартерный рейс в Турцию. Машина скользила по средней полосе лондонской окружной дороги со скоростью семьдесят миль в час. Крайтон, профессиональный юрист, неукоснительно соблюдал правила ограничения скорости. Его водительские права отличались девственной чистотой, и он намеревался сохранять их такими и впредь. Если парочке доводилось спешить, за руль садилась Фанни и развивала скорость. Но в это раннее воскресное утро особого движения на М25{18} не было, да и впереди у них еще оставалась куча времени.

Поднялись они ни свет ни заря, разбуженные в своей клеркенвильской мансарде двумя будильниками и телефонным звонком, который заказали в "Бритиш телеком", наскоро натянули на себя одежду, подцепили упакованные накануне сумки и, зевая и спотыкаясь после куцего сна, шагнули в туман Восточного Лондона. Но вскоре они повеселели — пьянило предчувствие отдыха. Они были красивой парой — светловолосая, гибкая Фанни и поджарый, горбоносый Крайтон с ежиком шелковистых каштановых волос — и, похоже, сознавали это. В автомобильную стереосистему был вставлен диск, звучала тихая музыка. Играла бельгийская музыкальная группа "Энигма" — смесь грегорианского хорала с электронной танцевальной музыкой, которую оба они любили за чувственные ритмы и легкий привкус святотатства.