Горизонты - [58]

Не знаю, чем бы все это у меня кончилось, если б не один случай, который сразу открыл мне глаза на трудную профессию врача. И я вдруг понял, что к этому делу никак не подхожу.

А случай подвернулся вот какой.

Валентин Валерьянович прежние свои предметы передал новому словеснику, а сам взял те, которые вел Илья Фомич. Повел он их так же, как вел и словесность: диктовал, а мы записывали. И вот Валентин Валерьянович решил сводить нас в «анатомичку» и показать, что находится внутри человека. Почему-то я опоздал на это занятие. Когда я вошел в анатомичку и увидел, как хирург ножом вспарывает труп, я тотчас же выскочил на улицу и бухнулся в снег. Немного очухавшись, встал и поплелся в класс. С тех пор я перестал думать о профессии врача.

— Не все же врачи оперируют, — пробовала успокоить меня Анна Павловна. — Есть терапевты, невропатологи… Помню, мы на лягушках только практиковались…

— Лягушек резать? — ужаснулся я и тут уже окончательно понял: к этому делу я совершенно неспособный человек. Надо подыскивать себе другую профессию. Хорошо Сереге Бахтияру, он уже давно знает, что пойдет учиться в мореходное училище. Его, такого верзилу, примут, а меня — куда?

— Тебе, парняга, надо в продавцы идти, — посоветовал как-то Серега. — На кооператора… Работка сладкая, с конфетками да пряниками, не бей лежачего…

Как раз в это время в школе заговорили о школьном кооперативе. Мы все заинтересовались этим. Нам рассказали, что сначала придется внести немного денег на паевые, потом закупить товары: тетрадки, ручки, перья… А затем уже начнем и торговать. Какой-то процент пойдет в прибыль. А прибыль — на расширение нашего кооператива. Но где взять денег на паевые? Мы с Гришей подумали, подумали и решили заняться сбором сосновых шишек: их покупали в лесничестве. Взяли с собой по пустому мешку и пошли в лес за шишками. Не один вечер мы срывали их с веток. И шишки нас выручили. Получив за них деньги, мы внесли паевые и стали полноправными членами школьного кооператива. На собрании выбрали правление, ревизионную комиссию, все честь по чести сделали. Я попал в заместители председателя. Поскольку кооператив небольшой, торговать на переменах мы с председателем решили сами.

Для кооператива нам отвели комнату рядом с кабинетом физики. В угол мы поставили большой шкаф, отгородили его от покупателей длинным столом. А покупателей в перерывы между уроками собиралось полным-полно. У нас в кооперативе были все школьные и канцелярские товары. Нигде не найдешь, например, циркулей, а у нас — пожалуйста, но только членам-пайщикам. Мы даже придумали свои «заборные книжки», в которые записывали редкостные товары. Все шло как по маслу, мы с председателем бойко торговали, члены-пайщики, конечно же, были довольны.

— Молодцы, парняги, развернулись! — басил Серега и просил что-нибудь продать ему без «заборной книжки».

— Давай заборную книжечку, — не сдавались мы.

А книжечки-то у него и нет, в члены-пайщики он не вступил. Серега так и уходил ни с чем: не могли же мы нарушать устав нашего кооператива.

И вдруг — ревизия. Председатель ревкомиссии Гриша Бушмакин с серьезным видом представил нам документ.

— Пожалуйста! — в один голос сказали мы.

Как положено, сначала «сняли» у нас в кассе денежную наличность, потом начали пересчитывать товар. А товар — мелкий, каждое перышко надо зафиксировать. Все делалось, как и положено, по-настоящему. Мне было очень интересно, что же получится?

А получилось в конце концов вот что: проторговались мы с председателем. Хотя оказалась и небольшая недостача, но все равно не хватало денег. Как же это вышло? Я ничего не брал и в честности своего товарища был уверен. Ужели кто залез в шкаф? Может, кто с прилавка что-нибудь утянул? Думай не думай, а результат один: сняли нас с председателем с работы. И пошли мы с ним опять в лес за шишками, чтобы погасить эту проклятую недостачу. Тогда я и дал себе крепкое слово: больше и близко не подходить к торговле. Кооперация — дело хорошее, но, видимо, я и тут неприспособленный человек.

После моей неудачи на торговом поприще я обо всем рассказал Анне Павловне.

— Лучше доктора профессии не найти, — снова сказала она.

Но я, конечно, теперь и слушать об этом не хотел.

— На землемера пойду, — вспомнив рассказы бабушки о межевиках, сказал я.

О землемерах уважительно отзывался и Павел Никифорович. Весной он ходил с учениками седьмого класса в поле, чтобы измерить какой-нибудь участок земли. И всегда брал с собой астролябию, которую таскали за ним ученики.

Как-то зимой приехал в городок новый землеустроитель. Высокий, лобастый, в каракулевой шапке пирожком. На ногах — меховые сапоги из оленьей шкуры. Никто еще тут не носил таких красивых сапог, расшитых цветными нитками. А вот землеустроитель Тулупов — единственный здесь человек в пимах. Мы, мальчишки, только увидим Тулупова и гурьбой бежим следом.

Жил он близко от моей квартиры. Я каждое утро встречал его и, вспоминая бабушку, думал: «Вот это межевик! Самый счастливый на свете человек!»

А кому же не хочется счастья? И я начал узнавать, в каких школах учат межевиков.

15

Словесники, к нашему несчастью, в тот год менялись часто. Я всех их даже и не запомнил. А вот Нину Ильиничну помню, хотя она работала всего месяца три-четыре. Это была высокая красивая молодая женщина. Черные волосы крупными кудрями ниспадали на плечи. Она интересно рассказывала о писателях, о книгах, и мы на ее уроках сидели не дыша. Однажды она сказала, что нам надо научиться красиво говорить и начала нас учить правильному произношению слов и предложений. Она изумительно читала, особенно стихи, и требовала выразительности чтения и от нас. А когда начали изучать комедию «Ревизор», Нина Ильинична распределила между нами роли, и мы стали читать пьесу. Я читал слова Хлестакова, а Серега — городничего, у него хорошо получалось. Учительница его хвалила больше других.