Горизонты - [46]

— Садись!

— И все? — неожиданно вырвалось у меня и, вырвавшись, это слово вдруг меня испугало.

— А чего же еще? Теперь учиться дальше будем.

Я ушел на свое место как именинник.

Серега протянул мне большую мягкую, как булка, ладонь, и похвалил:

— Скажи, пожалуйста, даже сказки подсунул. Теперь уж, парняга, тебя примут. Я по его лицу понял, как он тебя слушал.

Через день мы держали экзамен по географии.

— Теперь «борода» придет, — сообщил всем перед началом урока Серега. — Совсем как мужик… Раньше, рассказывают, даже в лаптях ходил, как один граф на картине. У нас в квартире висит. Лошадка беленькая, и соха… землю-то которой… ковыряют.

— Землю не ковыряют, а пашут, — обидевшись, поправил я. — Видать, ты не из деревни? Отец-то кто? Не пашет?

— На одной-то ноге? — ответил вопросом Серега. — Батя у меня портной.

И в эту минуту как-то совсем неожиданно, бочком, вошел в класс новый учитель.

Он был невысок ростом. Добрые голубые глаза будто освещали его лицо. Он шел между партами быстрыми шажками. Большая рыжая борода пышно покоилась у него на груди.

— Ну, что же, ребятки, теперь давайте поговорим с вами о нашей планете: где какие города, какие народы в них живут, — остановившись у стола, скороговоркой начал учитель.

— Видишь, как разговаривает-то с нами, — пробасил Серега.

— С Бахтиярова и начнем, — сказал спокойным голосом учитель.

— К столу, Илья Фомич, или с места можно?

— Все будем выходить к столу.

Илья Фомич окинул взглядом огромную зеленовато-бурую карту, висевшую на стене, и потер руки, будто собираясь свежевать ее. А потом снова взглянул на нас, улыбнулся.

— Не надо волноваться, здесь все свои. Спокойно выходите, ребятки, у карты и будем беседовать. Один не знает, другой добавит, а то и я, глядишь, кое-что скажу…

Я с удивлением глядел на занятного бородача. На душе стало как-то сразу тепло. Я совсем позабыл, что идут экзамены и что вот сейчас решается судьба каждого из нас. Вопросы этот учитель задавал по-своему, интересно. Они были понятны мне и казались совсем простыми. Хотелось поскорее пойти к столу и отвечать ему. Однако некоторые из ребят в ответах путались. Тогда Илья Фомич обращался к классу. Я почти на каждый его вопрос поднимал руку и уже несколько раз отвечал с места. Вижу, и учитель меня приметил. Оглядывая класс, он уважительно, как мне показалось, сказал:

— А как думает… — и назвал мою фамилию.

«Как думает?» — удивился и обрадовался я и, поднявшись, с достоинством ответил на вопрос.

Теперь Серега все время поглядывал на меня и, кивая в мою сторону, шептал своему молчаливому соседу:

— Смотри-ка… Гаврош-то…

По алфавиту я стоял в числе последних. Почти последним и вызвал меня к столу Илья Фомич.

Вызвал и спросил вначале, в какой школе я учился, кто меня там учил.

— Ну, а какова, по-твоему, наша Земля? Как шар или как тарелка? — вдруг спросил он и улыбнулся своими голубыми, словно васильки, глазами.

— Шар и есть шар. Он совсем не похож на тарелку, — сказал я.

В классе засмеялись.

Рассмеялся и Илья Фомич. Он сходил в соседнюю комнату и принес глобус.

— Давай походим вместе по Земле. Меридианы где? А параллели? Слыхал?

— Как же не слыхал, — живо ответил я и, показывая их карандашом на глобусе, подумал: «На этом не подковырнешь…»

В перемену ко мне подошел невысокий мальчик с вихорком на затылке и негромко сказал:

— А тебе все крестики ставил борода-то. Сам видел. Штук пять подряд поставил крестиков…

«Еще арифметику бы сдать», — подумал я и, вспомнив пресловутую лужу на полу, опять забеспокоился. Однако опасения мои были напрасны.

С арифметикой получилось даже лучше, чем я ожидал. Задачку у доски решил быстро. Только немного задержался при устном счете. Мальчишки с передней парты, должно быть, обогнали меня и начали что-то шептать.

— Не велите им, Павел Никифорович, подсказывать, — попросил я и тут же назвал ответ.

Довольный ответом, учитель (он и заведовал школой) потеребил свой моржовый ус и, заглянув в мою письменную работу, кивнул головой.

— Ну и парняга, прошел ведь, — похвально сказал Серега, когда я вернулся.

— Куда прошел?

— В школу, куда еще. Теперь будем на одной парте сидеть.

— И ты прошел?

— А чего мудреного? Захочешь, так пройдешь…

4

Бывает у каждого, наверно, человека такой день, который определяет его дальнейшую судьбу. Он, этот день, как бы заглядывает вперед на целые годы, указывает, куда идти и как идти. Потом пройдут десятки, сотни других дней, по-своему тоже важных, но тот день, который стоял на повороте твоего детства, никогда не забудется…

Август двадцать седьмого года был на исходе. Помню, с утра было пасмурно, откуда-то из-за реки дохнул своей прохладой «сиверок», предупреждая, что осень не за горами, вот-вот и заглянет в наши края.

Вдоль деревянных тротуаров стояли в ранней позолоте деревья! Мы бежали и, хватая на лету падающие позолоченные листья, что-то загадывали, и каждый верил в свою удачу. А удача эта уже была известна, наш вопрос решился. Одних это решение обрадует, других сильно огорчит. Но пока мы еще не видели приказа заведующего школой, и все мы надеялись, верили…

Верил и я в нее, в свою удачу… А легкие, почти невесомые листочки опускались к ногам не той стороной, как бы я хотел.