Горизонты - [44]

Утром меня нарядили: белая рубашка, костюмчик из чертовой кожи, сапоги. Их вечером я смазал дегтем, и они были совсем как новенькие. Только пахли сильно. «Ничего, ветром обдует», — успокаивал я себя.

— Толсто ли знаешь-то? — провожая меня, спросила бабушка.

— Чего же не знать: читаю ходко, пишу без ошибок. Документы вон какие… иглой сшивал.

— Ну, смотри, парень, не прохвастайся. Войдешь, так поздоровайся с учителем.

— За ручку, или как?

— Мать скажет как. Не бахвалься, говорю…

Дорога до Осинов-городка неблизкая. Хоть и вышли из дома рано, а к обеду дошли только до Пожара. Жившие там две тетеньки, мамины сестры, угощали нас, разглядывали меня.

— Дедушка-то бы теперь посмотрел, — как обычно при встрече со мной, с сожалением сказала тетя Лида. — У него все девки были. У меня тоже людно их…

Я проголодался за дорогу и, не слушая тетеньки, аппетитно ел за дедушкиным столом.

— У нас ведь полдеревни собирается в школу поступать, — заметила старшая тетенька. — С весны хлопочут уж…

— Не опоздал ли, Аркашик?

— Нагоню.

Все рассмеялись, только мать немного погрустнела. Я понял, что сказал невпопад.

— Раньше бы надо, да все работа, — словно оправдываясь, промолвила мать. — Не поступит, так и дома посидит.

— Поступлю, поступлю, — заверил я.

— К дяде Лене сходим, хоть документы передаст в надежные руки, — сказала мать и, встав, заторопила меня.

Осинов-городок, верно, не Купава, даже не Пожар. Я тут немного растерялся и, вспомнив бабушку, подумал: «А толсто ли я знаю, чтобы учиться в таком городке?»

Дядя Леня, дальний родственник, как я заметил, служил в самом большом доме. Мы зашли к нему.

— Поговори, Леонтий, с кем надо, — попросила мать. — Чтобы документы-то в надежные руки попали… А там уж пусть сам, как надо, учится… Дескать, без отца вырос, куда же парнишку деть… поучить, мол, надо бы.

Я шел рядом с дядей Леней по деревянным, промытым дождем мосткам.

Дядя Леня был высокий и стройный, в гимнастерке, подпоясанной ремнем. Он все меня о чем-то расспрашивал. И я опять обрел в себе уверенность и подумал: «Чего же мне бояться?»

Мы подошли к двухэтажному зданию школы. Утром шел дождь, и я забрел в лужу, долго и старательно мыл сапоги. Потом мы с дядей по узкой и крутой лестнице поднялись к заведующему школой.

Высокий прямой старик стоял у стола. Голова гладко выбрита, усы, как у моржа. Строгий воротник френча из серого сукна подпирал подбородок. Я удивился: почему-то очки у него были подняты на лоб.

— Вот, Павел Никифорович, привел к вам воспитанника, — сказал дядя Леня и подал ему документы.

Павел Никифорович, опустив очки на глаза, полистал мои документы, потом снова поднял очки на лоб, оглядел меня цепким оценивающим взглядом. Я потупился — и ужаснулся: с моих сапог на пол натекла лужица воды. Я потоптался, стараясь закрыть сапогами несчастную лужицу, но от этого она стала еще больше. От смущения у меня загорели уши, вспыхнуло огнем лицо.

— Таблицу умножения знаешь? — спросил строго заведующий и потеребил пальцами свой рыжеватый свисавший ус. — Девятью восемь сколько будет?

— Семьдесят два.

— А восемью девять?

— Столько же…

— Ну ладно, экзамены покажут, — и, снова сдвинув на глаза очки, что-то пометил карандашом на моих документах.

А я, словно прилипнув к полу, все еще стоял в своей лужице и грустно думал: «Все пропало».

2

На обратном пути я с дядей Леней зашел к нему в кабинет. Присел на краешек стула и никак не мог забыть лужу у себя под ногами. На душе было горько и обидно. Мне казалось, что заведующий меня обязательно заметил с плохой стороны и в школу не примет. А дядя Леня, перебирая в шкафу книги, успокаивал:

— Вот и с заведующим познакомился. Хорошо ты ему ответил. Молодец — не растерялся!

— Только бы не лужа…

— Лужа — пустяки, высохнет, — махнул рукой дядя Леня. — Я ведь тоже наследил. Не это главное, теперь знай готовься, — и, протягивая мне книгу, добавил: — Вот и арифметика. Осмыслить надо все четыре действия. С русским ладишь?

— Чего ж не ладить, пишу без ошибок, — ответил я, а сам все думал о своем. — И географию осилю, одну уж тетрадку выучил.

— Вот и хорошо, хорошо, — поддержал меня дядя Леня. — Арифметику обязательно знать надо, сам Павел Никифорович принимать будет.

Тут и мать пришла. Взглянула на меня и сразу поняла: что-то произошло.

— Ужель не приняли документы?

— Все в порядке, Петровна, — сказал дядя Леня. — Вот о луже только беспокоится.

— О какой еще луже?

И я вдруг заплакал. Мне было очень горько сознавать, что все дело испортила эта злополучная лужа.

— Надо смотреть было, — сказала мать. — Прежде чем идти, наг улице ногами потопал бы. Эх ты…

— Ничего, ничего, — опять сказал дядя Леня. — Главное, арифметику знать, Петровна…

Домой я вернулся с матерью возбужденный. Все было хорошо, только зловредная лужа все не давала мне покоя.

— Чего же ты за сапогами-то не приглядел? — сказала и бабушка. — Поди, и грязи еще к учителю натащил. Ишь ведь… Извиниться следовало…

Я сразу же засел за учебник арифметики. Вначале мне было все просто, как дважды два, а чем дальше, тем становилось труднее. В дробях даже начал путаться. Но сам же и разобрался.

— В чем путаешься, на то и удели внимание, — советовал отчим. — Главное, не торопись. Ошибки появляются больше от спешки. А ну-ка, сосчитай, — и, взглянув в потолок, быстро придумал задачку.