Горизонты безумия - [4]

Иринка нездорово икнула.

- Ага, ясно откуда всё это, – заключила Светка. – Опять к Игнату шастал?

- Ну, было дело, – неохотно признался Юрка, вновь вороша костёр.

В небо устремились последние искры. Затрещало. Пахло гарью напополам с печёной картошкой.

Ярик невольно сглотнул.

- Поспели уже?

- Поспеешь тут, – отозвался Юрка, недобро косясь на Светку. – Игнат дело говорит, только никто не прислушивается к его словам. А зря! Многое было бы иначе сейчас, научись человек слушать. А то только ёрничать горазды и попрекать.

- Ой, молчал бы лучше, – Светка показала язык. – Он же сумасшедший. Несёт всякий бред. Будешь с ним водиться, так же закончишь, – помяни моё слово!

Юрка больше ничего не сказал. Выкатил картошку из золы, принялся валять по траве, чтобы поскорее остудить.

- И как же та женщина выбралась? – Ярик спрыгнул с сучка и бухнулся на колени рядом с сосредоточенным другом.

- У них, вон, спроси, – Юрка недобро кивнул в сторону притихших девочек.

- Да хватит тебе дуться, – вздохнул Егорка, перекидывая из руки в руку картофелину. – Интересно же!

- Нашим Фомам неверующим страшно.

- Мы не Фомы, – плаксиво прошептала расстроенная Иринка. – Правда, Свет? Пусть доскажет, если там не очень страшно...

Светка махнула рукой: мол, делайте, что хотите, отстаньте только!

Юрка взял две картофелины и кинул девчонкам. Светка поймала обе, одну отложила, вторую принялась старательно чистить. Иринка нетерпеливо сглотнула.

- Блин, а соли-то никто не додумался захватить! – Ярик разочарованно взлохматил на затылке волосы. – Как всегда...

- Так полезнее, – отрезала Светка. – Соль – белая смерть.

- А икра, тогда, наверное, красная! – хрюкнул Егорка, давясь со смеху.

Светка молча покрутила пальцем у виска.

Иринка прыснула в ладоши, а Юрка снова заговорил:

- Накатила удушливая волна. Женщина дёрнулась всем телом, стараясь высунуться из воды. В нос полилось... Потом в открытый рот, заглушая сдавленный крик... и дальше, вниз по носоглотке, унося в мрачную даль небытия.

Женщина попыталась оттолкнуться ногами от дна, но ступни лишь увязли в трясине, сведя на нет последнее отчаянное усилие. Перед взором вращалась чёрная муть. В ушах просто ревело. В груди разгорался огонь. Женщина поняла, что это кара. За то, что не смогла уберечь дочерей от зла. За то, что бросила поиски, испугавшись ночного мрака. За то, что не решилась вступить в схватку с неизведанным. За всё это – да и за многое другое, что царило на протяжении жизни, – ей уготован вечный огонь! Глубоко под водой, как бы бессмысленно это не прозвучало.

Пальцев правой руки что-то коснулось. Женщина инстинктивно сжала ладонь в кулак. Верёвка! Но откуда? Неужели её крики всё же кто-то услышал? Ну, конечно! Не было никаких огней, как не было шёпота внутри головы и страшных находок – ей это просто показалось! Из-за всепоглощающего отчаяния. А по болту шлялся какой-нибудь заплутавший грибник с фонариком. Как объяснить жуткий вой?.. Да тоже наверняка как-нибудь можно! Ведь общеизвестно: у страха глаза велики!

Женщина что есть сил дёрнула за верёвку. Вокруг забулькало. Ноги получили возможность двигаться. Вот и кромка воды. Поверхность. Женщина вдохнула полной грудью и снова погрузилась с головой. Но лишь на короткий миг. Вынырнула и поплыла, цепляясь за спасительную верёвку, даже не помышляя вновь ступить на ноги. Путеводная нить привела к небольшому островку. За ним торчали какие-то коряги, источающие зелёную муть пни, отдельные кочки, поросшие остатками сгнившего камыша, – там явно ещё не ступала нога человека, а духом и вовсе не пахло.

Женщина выбралась из воды, принялась отхаркивать противную мокроту. В недрах грудной клетки зародился кашель. Содрогаясь, она посмотрела на сжимаемую в руках верёвку... Сдавленный крик порхнул над топью подстреленной птицей. Это была вовсе не верёвка, а сплетенная из волос коса... Женщина упала на колени. Поползла в сторону коряг – именно туда вёл ужасный след. В голове вертелось много всего, и среди всей этой безумной карусели угадывался еле различимый шёпот здравого рассудка, который гнал прочь. Но женщина не послушалась внутреннего голоса, и тогда её взору открылась жуткая картина.

За островком раскинулась заводь. Похоже, на дне бил родник, а оттого вездесущая топь не пожелала соваться сюда. Тут была проточная вода, и женщина наблюдала за тем, как выпущенная из рук коса медленно кружит от центра к периферии, закручивая волосы в спираль. И впрямь походило на родник. Только этого не могло быть. Вокруг, на многие километры, раскинулась непролазная топь, а значит, всё тут стоячее, даже время.

Женщина машинально надломила гнилой куст – тишина. Бросила сломанную ветку в воду – ни всплеска, ни бульканья. Попыталась что-то сказать – снова ничего. Она словно застряла между явью и навью, где-то на развилки путей. Только куда вела её тропа? Ведь и в груди поселилось отчаяние, а значит... Значит... Она потеряла всяческое желание двигаться к свету.

И в этот момент движение воды прекратилось.

В заводи сдавленно булькнуло. На поверхность всплыло тело девочки. Кожа на открытых участках тела вздулась. Широко распахнутые глаза налились мутью. Из приоткрытых губ выглядывала лягушка.