Горит ли Париж? - [36]

Незадолго до пяти часов по осажденному зданию пронесся страшный слух: боеприпасы почти закончились. Сержант Фурне, остановивший поддавшихся панике полицейских, с хмурым видом вошел в кабинет Пизани, чтобы проверить этот слух. У некоторых бойцов, сообщил он Пизани, «едва хватит боеприпасов на две минуты огня».

Юный студент права поднял трубку и набрал номер. Он звонил домой своей сестре Лоренс. «Живыми мы отсюда не выберемся, — сказал он ей. — Боеприпасы почти закончились. Единственное, что нас может спасти, это если американцы прибудут сюда как можно скорее». Он попросил поцеловать за себя своих двоих детей и повесил трубку.

* * *

Однако для двух десятков американцев, находившихся в 175 милях от города в увешанном картами фургоне размером с половину железнодорожного вагона, Париж в тот день был «не более чем кляксой на наших картах, которую мы должны были обойти на пути к Рейну». Это были карты передового эшелона штаба 12-й группы армий США, расквартированного в яблоневом саду на берегах реки Майен вблизи хлопкопрядильного городка Лаваль, и именно на этих картах вскоре должна быть начертана судьба Парижа. Для командующего 12-й группой армий генерал-майора Омара Н. Брэдли, для его штабистов это было место, которого любой ценой следовало избегать.

Перед этим уже начинающим лысеть, мягким по натуре уроженцем штата Миссури, носившим очки в стальной оправе, стояла лишь одна задача: вести своих солдат как можно быстрее и как можно дальше, пробить брешь в «линии Зигфрида» и прорваться к Рейну прежде, чем отступающий противник успеет перегруппировать силы. Сейчас его беспокоило лишь одно: хватит ли бензина?

Два дня назад штаб Верховного командования предупредил, что после освобождения Парижа его дневная норма горючего будет сокращена на 67 тысяч галлонов, которые будут переданы населению города. Эта цифра обескуражила и возмутила его. Такого количества было бы достаточно для продвижения целого корпуса на 25 миль. Он считал, что «если бы мы смогли прорваться к «линии Зигфрида» с тем горючим, которое предназначалось для Парижа, то город был бы вознагражден «более скорым завершением войны».

Сейчас, сидя в своем фургоне на совещании, Брэдли внимательно вслушивался в слова начальника тыла, сообщавшего жизненно важные цифры о наличии горючего, от которых зависело столь многое: количестве галлонов, выгруженных на побережье в тот день, их количестве, перевозимом грузовиками по все удлиняющимся путям снабжения, резервных количествах, остававшихся на передовых складах его дивизий. Для находившегося здесь же помощника Брэдли майора Честера Бейарда Хансена ежедневно слышать, как тает горючее, было все равно, что «наблюдать за агонией смертельно больного человека». Брэдли не заметил, как в конце фургона появился посыльный и передал начальнику разведки бригадному генералу Эдвину Сайберту написанную от руки записку. Это был радиоперехват немецких донесений. Сайберт уже вскользь упомянул о нем в своем докладе. «По-видимому, — сказал он, — в Париже происходят какие-то волнения гражданского населения».

Брэдли выпрямился.

«Черт возьми, Эдди, выясните, что там происходит, — приказал он. — Мы не можем допустить, чтобы Париж помешал нам». Омар Брэдли, возглавлявший армию, на которую так рассчитывали Эдгар Пизани и его товарищи, был полон решимости «не допустить, чтобы кто-то отговорил нас от плана обойти Париж».

У Брэдли были веские причины для беспокойства. Андре Толле и его соратники решили начать восстание как раз в тот самый день, когда союзники утвердили план обхода столицы. За несколько часов до этого совещания в штабе группы армий после длительных консультаций со своими встревоженными подчиненными, ведавшими снабжением войск, Дуайт Эйзенхауэр приказал войскам форсировать Сену. В эту ночь, когда у осажденных в Префектуре полиции повстанцев иссякали последние боеприпасы, американские солдаты 313-го пехотного полка должны были пересечь реку по дамбе у Ман-Гассикура и тем самым привести в действие план обхода Парижа.

4

Элегантный полковник Ганс Яй побелел при виде мертвых тел своих солдат, разбросанных вокруг грузовика перед зданием мэрии в Нейи. Глядя на выстроенных вдоль стены с поднятыми руками пленных, Яй решил «расстрелять всех на месте».

Луи Берти — его почки все еще ныли от ударов, полученных от немцев, когда те выгоняли его из мэрии, — и его юный сосед по Нантеру Пьер Ле-Ган также были в этой шеренге несчастных. Их поймали на четвертом этаже здания, когда туда ворвались немцы.

Мэр Нейи от вишистов Макс Роже убедил Яя, что некоторые из выстроенных у стены людей были его служащими. Яй позволил отобрать их. Когда Роже закончил, гнев полковника несколько поутих. Он решил, что не будет расстреливать остальных. Он приказал им идти с поднятыми руками в комендатуру на авеню Мадрид. По пути следования этой несчастной колонны их приветствовали выглядывавшие из окон люди. Стоявшие вдоль тротуара женщины всхлипывали и перебирали четки.

В черной яме под мэрией два человека, скрытно прорубавшие кирпичную стену, отделявшую их от пути к спасению, уже слышали журчание сточных вод и чувствовали затхлый запах из канализационного канала. Наконец отверстие было пробито. Один за другим оставшиеся в живых люди «из Задига» пролезли в дыру и двинулись по пояс в воде вдоль канала.