Горит ли Париж? - [104]

Перед зданием Палаты депутатов американский фотограф рядовой 1-го класса Фил Дрелл из Чикаго присоединился к лейтенанту Филиппу де Голлю, когда француз вел переговоры о капитуляции с парламентером от гарнизона этого опорного пункта численностью в 500 человек. В водовороте толпы переводчик де Голля потерялся, и американец в мокрой от пота рубашке вызвался заменить его. Дрелл обратился к одетому в безукоризненную форму немцу на единственном известном ему иностранном языке, который немец мог понять. На идише.

Один за другим опорные пункты пали, и впервые почти за целую неделю на улицах Парижа затихли отзвуки интенсивной перестрелки. В прохладном полумраке шведского консульства на улице Анжу сидел, развалясь в мягком кресле, смертельно усталый человек. Медленно, ощущая боль во всем теле, Бобби Бендер встал, подошел к своему плащу, висевшему на вешалке консульства, и вынул револьвер. Затем уже во второй раз менее чем за сутки он предложил Лоррену Крюзу, чтобы тот взял его в плен. На этот раз молодой адъютант Шабана согласился.

К концу дня один опорный пункт все еще продолжал сопротивление, тот самый, что открыл огонь первым, — теперь уже обугленный и изуродованный снарядами Люксембургский дворец. Сдерживаемый войсками СС, его защитники за весь день не уступили ни пяди земли. Чтобы заставить гарнизон прекратить сопротивление, Хольтиц направил во дворец своего начальника штаба полковника Фридриха фон Унгера. С ним отправился полковник Жан Крепен, командир артиллерии 2-й бронетанковой дивизии. Желая спрятать Унгера от толпы, Крепен уложил сурового полковника на дно своей полугусеничной машины.

Попав внутрь, Крепен с возмущением созерцал неразбериху и беспорядок в коридорах дворца Марии Медичи. Паркетные полы были завалены касками, гильзами, перевернутыми ящиками из-под патронов. Шторы и фрески были порваны и повреждены. Мертвые и умирающие валялись вместе на персидских коврах. Командовавший дворцом эсэсовец, штандартенфюрер с моноклем в глазу и красующимся на груди «железным крестом», слушал короткие распоряжения Унгера и Крепена. Стоявшая поодаль группа молодых эсэсовских офицеров, разъяренных и непреклонных, грозила убить его, Унгера и Крепена, если он прикажет капитулировать.

Теряя терпение и наливаясь злостью, Крепен понял, что их усилия ни к чему не приведут. Он заявил командиру и стоявшим вокруг эсэсовцам, что дает им один час на размышление. Если они не сдадутся, то «с ними не будут обращаться как с военнопленными». Несколько секунд немцы спорили. Затем штандартенфюрер «красный, как свекла», заорал эсэсовцам, что «от имени фюрера» он приказывает им сдаться. Побледнев, они сорвали свои награды и с криками «хайль Гитлер» вышли.

В течение отведенного им часа эсэсовцы расстреляли все свои боеприпасы. После этого остальная часть гарнизона собралась в заваленном обломками внутреннем дворе. Вместе с ними потянулись к выходу и их пленники.

Словно шахтер, поднимающийся на поверхность после долгих дней под землей, электрик Франсуа Дальби тоже вышел из своей дежурки, чтобы понаблюдать за этим зрелищем. Дальби собирался остаться в здании. В течение следующих двух суток он будет находиться в Сенате, наблюдая за разминированием здания, спасенного в основном благодаря продуманному саботажу с его стороны.

В 7.35, то есть ровно через час после объявления Крепеном ультиматума, ворота огромного дворца распахнулись. Из ворот вышел эсэсовский комендант дворца — в глазу вызывающе поблескивающий монокль, «железный крест» на груди, огромный белый флаг в вытянутых руках, — чтобы сдать последний оплот немцев. Париж был формально и окончательно свободен.

* * *

Теперь в мягких лучах заходящего солнца единственным еще раздававшимся звуком войны было периодическое щелканье снайперской винтовки. Орудия оккупантов замолчали, но их молчание далось дорогой ценой. За последние двое суток было взято в плен почти 20 тысяч немцев, 3200 были убиты или ранены. Только в этот день 2-я бронетанковая дивизия потеряла 42 человека убитыми и 77 ранеными. Среди гражданского Населения 127 человек было убито и 714 ранено. Каждая из этих потерь образовывала свой островок печали в волнах счастья, захлестывавших город.

Позади здания Министерства иностранных дел к солдатам роты капитана Шарля д’Оржеи подбежала взволнованная девушка. Это была сестренка рядового 1-го класса Жана Ферраччи. Одна из целого потока записок, которые он рассылал в толпу во время триумфального шествия по городу, нашла ее в ее собственной мясной лавке в пригороде Менильмонтан. Она прибежала слишком поздно. Ее брат был убит за обычным деревом у Дома инвалидов, ствол которого был расщеплен пулеметным огнем. На площади Шатле встревоженная девушка, вызванная веселым телефонным звонком несколько часов назад, шла вдоль ряда почерневших, разбитых танков, оставшихся здесь после штурма «Мёриса». Всем встречным она задавала один и тот же вопрос: «Вы знаете моего жениха Пьера Леля?» Ни у одного из смертельно усталых людей в черных беретах не хватило мужества сказать ей, что Пьер был убит всего лишь два часа назад.