Гори, гори, моя звезда! - [23]

<1830>

Тревожное раздумье

Море синее, море бурное,

Ветер воющий, необузданный,

Ты, звезда моя полуночная, —

Ах, отдайте мне друга милого!

Где он? где? скажи мне, море;

Чем в далекой стороне

Он свое лелеет горе?

Все ли помнит обо мне?

Днем меня ли ищут очи,

Я ль одна в его мечтах,

И меня ль во мраке ночи

Видит он в тревожных снах?

Ты, всегда везде летая,

Ветер, ветер, знаешь все:

Заставал ты, как, вздыхая,

Шепчет имя он мое?

Как, в раздумье и печальный,

Жадный взор стремит к волнам

И мой локон, дар прощальный,

Жмет к пылающим устам?

Светлый друг тоски мятежной.

Полуночная звезда!

Будь вожатою надежной,

Нашей радостью всегда;

Ты пред ним святой красою

Знаком будь любви моей…

Если ж он пленен другою,

О звезда! затмись скорей!

Скоро год уже промчится,

Как со мной расстался он,

А в разлуке часто снится

Поневоле страшный сон.

Дух сомненье сокрушило:

Мне ль измену пережить? —

Лучше то, что сердцу мило,

Потерять, а не делить.

Но я верю, я мечтаю,

Что я с ним соединюсь,

Я волненье дум стесняю —

Я измены не боюсь;

Чуть коснется страх случайный —

Я маню надежду вновь…

Есть у сердца вестник тайный:

Не обманет он любовь!

Море синее, море бурное,

Ветер воющий, необузданный,

Ты, звезда моя полуночная, —

Ах, отдайте мне друга милого!

<1835>

Александр Ефимович Измайлов (1779–1831)

Она молилась

Она молилась! Луч денницы

Тускнел на небе голубом,

А слезы с шелковой ресницы

Катились крупным жемчугом.

Она молилась! Вдохновеньем

Душа полна, и высоко

Вздымалась грудь, и со смиреньем

Поникло гордое чело.

Она молилась! И с улыбкой

Ее уста озарены;

То ангел, на земле ошибкой,

На небо просится с земли.

Она молилась! Утешенье,

Казалось, в душу ей сошло,

В очах сияло умиленье,

Но за себя иль за кого

Она молилась?

Андрей Николаевич Муравьев (1806–1874)

Богомолец

Я принял крест, я посох взял,

Меня влечет обет священный.

Вы все, для коих я дышал

В отчизне дальной, незабвенной,

Ах! Помолитесь за того,

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

Куда весь Запад слал сынов,

За гроб Господен лег костями

Стезею светлой ряд гробов,

Пойду с молитвой и слезами.

Ах! Помолитесь за того,

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

Где в перси Божиих дворян

Сквозь медные кольчуги кольца

Вперялись стрелы агарян,

Меня ждет пальма богомольца.

Ах! Помолитесь за того,

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

И где страдал за смертных Бог,

Паду пред гробом искупленья,

Быть может, там доступней вздох

И сердце чище для моленья.

Ах! Помолитесь за того,

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

К меке далекой грозен путь,

Коварны степи, бурно море,

И часто богомольца грудь

Стеснит тоска, взволнует горе.

Ах! Помолитесь за того,

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

Кто вспомнит вас в своих мольбах!

Когда взойдет в стране родной

Ненастье знойных дней над вами,

Ах! Понеситесь в край глухой

За юным путником печальным.

И помолитесь за того,

Кто вспомнит вас в мольбах своих!

Кто вспомнит вас в мольбах своих!

Когда ж, быть может, там мета

И странствию, и краткой жизни,

И лягу я под сень креста

Далеко от полей отчизны,

Ах! Помолитесь за того,

Кто вспомнил вас в мольбах своих!

Кто вспомнил вас в мольбах своих!

Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827)

Домовой

«Что ты, Параша, так бледна?»

«Родная! домовой проклятый

Меня звал нынче у окна.

Весь в черном, как медведь лохматый,

С усами, да какой большой!

Век не видать тебе такого».

«Перекрестися, ангел мой!

Тебе ли видеть домового?»

«Ты не спала, Параша, ночь?»

«Родная! страшно; не отходит

Проклятый бес от двери прочь;

Стучит задвижкой, дышит, бродит,

В сенях мне шепчет: отопри!»

«Ну, что же ты?» – «Да я ни слова».

«Э, полно, ангел мой, не ври:

Тебе ли слышать домового?»

«Параша, ты не весела;

Опять всю ночь ты прострадала?»

«Нет, ничего: я ночь спала».

«Как ночь спала! ты тосковала,

Ходила, отпирала дверь;

Ты, верно, испугалась снова?»

«Нет, нет, родимая, поверь!

Я не видала домового».

Декабрь 1826

Три розы

В глухую степь земной дороги,

Эмблемой райской красоты,

Три розы бросили нам боги,

Эдема лучшие цветы.

Одна под небом Кашемира

Цветет близ светлого ручья;

Она любовница зефира

И вдохновенье соловья.

Ни день, ни ночь она не вянет,

И если кто ее сорвет,

Лишь только утра луч проглянет,

Свежее роза расцветет.

Еще прелестнее другая:

Она, румяною зарей

На раннем небе расцветая,

Пленяет яркой красотой.

Свежей от этой розы веет

И веселей ее встречать:

На миг один она алеет,

Но с каждым днем цветет опять.

Еще свежей от третьей веет,

Хотя она не в небесах;

Ее для жарких уст лелеет

Любовь на девственных щеках.

Но эта роза скоро вянет:

Она пуглива и нежна,

И тщетно утра луч проглянет —

Не расцветет опять она.

1826

Иван Петрович Мятлев (1796–1844)

Ветка

Что ты, ветка бедная,

Ты куда плывешь?

Берегись – сердитое

Море… Пропадешь.

Уж тебе не справиться

С бурною волной,

Как сиротке горькому

С хитростью людской.

Одолеет лютая,

Как ты ни трудись,

Далеко умчит тебя,

Ветка, берегись!»

«Для чего беречься мне? —

Ветки был ответ. —

Я уже иссохшая,

Во мне жизни нет.

От родного дерева

Ветер оторвал;

Пусть теперь несет меня,

Куда хочет, вал.

Я и не противлюся:

Мне чего искать?

Уж с родимым деревом

Не сростись опять!»

<1834>

Розы

Как хороши, как свежи были розы