Гордый наш язык - [14]
Высшую степень одобрения выражало и слово замечательно, по словарям известное с 1809 года, любимое И. С. Тургеневым и JI. Н. Толстым. Вот и то недостающее звено, которого нам не хватало: прекрасно - замечательно - великолепно! Поставив их в этом ряду, мы сразу понимаем, почему Толстой не очень одобрительно отнесся к слову великолепно. Все три - книжные, пришедшие из высокого стиля речи, но по мере своего распространения они утрачивали связь с церковными словами, от которых образовались, стали совершенно русскими, даже разговорными. Уже словарь Ушакова, отметив слово великолепно как литературное, о двух других - замечательно и прекрасно - отозвался как о разговорных! Удивительно, как постепенно, но неуклонно, буквально на наших глазах, меняют свою окраску одни и те же слова: в середине XIX века слово великолепно - высокое слово разночинного класса, вынесенное из речи семинаристов. Мало-помалу слово меняет оттенки и в 1935 году, ко времени выхода словаря Ушакова, становится стилистически нейтральным. И одновременно, теснимые >им, уходят в разговорную речь его синонимы, которые Д° него считались литературными словами.
А что же сегодня? Вот словарь Ожегова: «Великолепно - превосходно, отлично», - как разговорное слово; «Замечательно - исключительно», - без всяких помет, как особо «литературное» слово; прекрасно - сюда не относится вовсе; прекрасно в значении частицы, т. е. хорошо, да, ладно! Великолепно и замечательно поменялись местами, краски чуть-чуть приглушены, и на место победного великолепно пришло упругое, четкое по мысли замечательно. Замечательно то, что нужно заметить, что нельзя не заметить. «Может быть, замечательным называется человек, который замечает окружающих?» - задает вопрос писатель Б. Васильев. Вот и новая ассоциация, которую дарит нам время. Бесконечно в образах русское слово.
Всякое эмоциональное напряжение слов вызывает подобное усиление смысла. В ряду однозначных возникает все углубляющий понятие образ. Конечно -вполне безразлично, это в конце концов; непременно - неопределенно, но без всяких изменений, вполне возможно; обязательно - как личная обязанность сделать непременно. Обязательно - в середине XIX века было жаргонным словечком, его ввели в оборот столичные студенты; еще в одном из романов П. Д. Боборыкина его произносят слушательницы Бестужевских курсов, курсистки, «эмансипе», и автор слегка иронизирует над ними, над их речью.
Однако передовая молодежь 60-х годов XIX века понимала, что делает, и сегодня мы говорим уже на их «жаргоне»: не внешнюю красоту, не то, что кажется, признавая за суть, а личную меру ответственности -даже тогда, когда радуемся или обещаем.
Вот и логический конец всем нашим рядам, которые в речи разночинной молодежи прошлого века замкнули круги: ...замечательно! ...обязательно! ...невероятно! ...беспримерно!
Личные симпатии и социальные пристрастия в переборе слов с их особыми зарядами эмоций в конце концов углядели главный образ, который стоило сохранить в общепринятом термине. Эмоция социальной группы, сгустившись в понятийное ядро и став словом, связала это слово со всеми другими словами русского литературного языка. Выражаясь словами Льва Толстого, «успехи, сделанные в наш век, поразительны, удивительны, необычайны».
Целиком и полностью
На первый взгляд это выражение кажется «маслом масляным»: не одно ли и то же целиком и полностью? Это сочетание слов действительно является новым; оно распространилось в 30-е годы и впервые отмечено в словаре Ушакова. Составилось же оно из русского наречия целиком и книжного его варианта - тоже наречия, полностью. Форма целиком отмечается в словарях с XVIII века и хорошо известна по классической русской литературе, где употреблялась самостоятельно и значила в целом виде, без членения на части. Это остаток одной из грамматических форм древнего слова целик - нечто целое, цельное, нетронутое, например земля, лес, скалы. И целик, и целиком указаны в «Толковом словаре» В. И. Даля, тогда как слова полностью в этом собрании русских слов нет. До >к°нца XIX века обычным могло быть выражение вроде Употребленного Римским-Корсаковым по поводу «Каменного гостя», который «исполнялся целиком» - а не полностью, как сказали бы мы сегодня.
Самый суффикс в слове полностью выдает его книжное происхождение, полность встречается с XI века в древних текстах и значит отменная полнота. В современном языке можно найти разные формы слова целик: по целику, на целике, но никогда не встретишь таких форм у второго слова - только полностью; оно и пришло к нам в этом обличье.
Из торжественно-книжного языка наречие полностью попало в литературный язык только в XX веке и, поскольку оно обозначало почти то же самое, что и целиком, часто стало употребляться с последним в общем сочетании целиком и полностью. Такое сочетание встречаем во многих речах и выступлениях довоенного времени, а также в прозе публицистов, например у Вс. Вишневского. Новыми сочетаниями слов в то время пользовались в целях большей выразительности речи; они как бы усиливали эффект высказывания, совместно сплетая понятный смысл русского слова с торжественным пафосом его книжного двойника.
В книге рассказано об истории русского языка: о судьбах отдельных слов и выражений, о развитии системы частей речи, синтаксической структуры предложения, звукового строя.
В четырех разделах книги (Язык – Ментальность – Культура – Ситуация) автор делится своими впечатлениями о нынешнем состоянии всех трех составляющих цивилизационного пространства, в границах которого протекает жизнь россиянина. На многих примерах показано направление в развитии литературного языка, традиционной русской духовности и русской культуры, которые пока еще не поддаются воздействию со стороны чужеродных влияний, несмотря на горячее желание многих разрушить и обесценить их. Книга предназначена для широкого круга читателей, которых волнует судьба родного слова.
Книга представляет собой фундаментальное исследование русской ментальности в категориях языка. В ней показаны глубинные изменения языка как выражения чувства, мысли и воли русского человека; исследованы различные аспекты русской ментальности (в заключительных главах — в сравнении с ментальностью английской, немецкой, французской и др.), основанные на основе русских классических текстов (в том числе философского содержания).В. В. Колесов — профессор, доктор филологических наук, четверть века проработавший заведующим кафедрой русского языка Санкт-Петербургского государственного университета, автор многих фундаментальных работ (среди последних пятитомник «Древняя Русь: наследие в слове»; «Философия русского слова», «Язык и ментальность» и другие).Выход книги приурочен к 2007 году, который объявлен Годом русского языка.
В четвертой книге серии «Древняя Русь» автор показывает последовательное мужание мысли в русском слове — в единстве чувства и воли. Становление древнерусской ментальности показано через основные категории знания и сознания в постоянном совершенствовании форм познания. Концы и начала, причины и цели, пространство и время, качество и количество и другие рассмотрены на обширном древнерусском материале с целью «изнутри» протекавших событий показать тот тяжкий путь, которым прошли наши предки к становлению современной ментальности в ее познавательных аспектах.
Шестнадцатый выпуск из научной серии «Концептуальные исследования» представляет собой учебное пособие, разработанное по курсам для магистрантов «Языковые основы русской ментальности» и «Русский язык в концептуальном осмыслении». В его состав входят: теоретические главы, вопросы для обсуждения, темы рефератов, практические задания, списки литературы по темам. Пособие предназначено для магистрантов филологических факультетов вузов, обучающихся по направлению 031000.68 «Филология», а также для студентов, аспирантов, преподавателей.
В популярной форме через историю древнерусских слов, отражавших литературные и исторические образы, бытовые понятия, автор излагает представления восточных славян эпохи Древней Руси (X—XIV вв.) в их развитии: об окружающем мире и человеке, о семье и племени, о власти и законе, о жизни и свободе, о доме и земле. Семантическое движение социальных и этических терминов прослеживается от понятий первобытно-общинного строя (этимологические реконструкции) до времени сложения первых феодальных государств в обстановке столкновения языческой и христианской культур.
Что такое литература русской диаспоры, какой уникальный опыт запечатлен в текстах писателей разных волн эмиграции, и правомерно ли вообще говорить о диаспоре в век интернет-коммуникации? Авторы работ, собранных в этой книге, предлагают взгляд на диаспору как на особую культурную среду, конкурирующую с метрополией. Писатели русского рассеяния сознательно или неосознанно бросают вызов литературному канону и ключевым нарративам культуры XX века, обращаясь к маргинальным или табуированным в русской традиции темам.
Виктор Топоров (1946–2013) был одним из самых выдающихся критиков и переводчиков своего времени. В настоящем издании собраны его статьи, посвященные литературе Западной Европы и США. Готфрид Бенн, Уистен Хью Оден, Роберт Фрост, Генри Миллер, Грэм Грин, Макс Фриш, Сильвия Платт, Том Вулф и многие, многие другие – эту книгу можно рассматривать как историю западной литературы XX века. Историю, в которой глубина взгляда и широта эрудиции органично сочетаются с неподражаемым остроумием автора.
Так как же рождаются слова? И как создать такое слово, которое бы обрело свою собственную и, возможно, очень долгую жизнь, чтобы оставить свой след в истории нашего языка? На этот вопрос читатель найдёт ответ, если отправится в настоящее исследовательское путешествие по бескрайнему морю русских слов, которое наглядно покажет, как наши предки разными способами сложения старых слов и их образов создавали новые слова русского языка, древнее и богаче которого нет на земле.
Набоков ставит себе задачу отображения того, что по природе своей не может быть адекватно отражено, «выразить тайны иррационального в рациональных словах». Сам стиль его, необыкновенно подвижный и синтаксически сложный, кажется лишь способом приблизиться к этому неизведанному миру, найти ему словесное соответствие. «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится все, все». «Я-то убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы.
Содержание этой книги напоминает игру с огнём. По крайней мере, с обывательской точки зрения это, скорее всего, будет выглядеть так, потому что многое из того, о чём вы узнаете, прилично выделяется на фоне принятого и самого простого языкового подхода к разделению на «правильное» и «неправильное». Эта книга не для борцов за чистоту языка и тем более не для граммар-наци. Потому что и те, и другие так или иначе подвержены вспышкам языкового высокомерия. Я убеждена, что любовь к языку кроется не в искреннем желании бороться с ошибками.
Наталья Громова – прозаик, историк литературы 1920-х – 1950-х гг. Автор документальных книг “Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы”, “Распад. Судьба советского критика в 40-е – 50-е”, “Ключ. Последняя Москва”, “Ольга Берггольц: Смерти не было и нет” и др. В книге “Именной указатель” собраны и захватывающие архивные расследования, и личные воспоминания, и записи разговоров. Наталья Громова выясняет, кто же такая чекистка в очерке Марины Цветаевой “Дом у старого Пимена” и где находился дом Добровых, в котором до ареста жил Даниил Андреев; рассказывает о драматурге Александре Володине, о таинственном итальянском журналисте Малапарте и его знакомстве с Михаилом Булгаковым; вспоминает, как в “Советской энциклопедии” создавался уникальный словарь русских писателей XIX – начала XX века, “не разрешенных циркулярно, но и не запрещенных вполне”.