Гордон Лонсдейл: Моя профессия - разведчик - [110]

Всё это находилось в противоречии с английскими законами и удивило меня. Но я был поражён ещё сильнее, когда через несколько дней Джонсон-Смит прислал копию письма уже упоминавшегося выше Флетчера-Кука:

«4 сентября вы писали министру внутренних дел о Гордоне Лонсдейле, заключённом в Бирмингемской тюрьме, который направил прошение с просьбой разрешить ему возбудить дело о возвращении имущества, которое, по его утверждению, принадлежит ему.

После тщательного рассмотрения вопроса министр внутренних дел решил, что не может разрешить этого Лонсдейлу. Заключённому и его адвокатам сообщили о его решении.

Должен добавить, что, насколько мне известно, все деньги, которые были изъяты у Лонсдейла, или же их эквивалент в фунтах стерлингов, которые находились в руках полиции, были возвращены его адвокатам, так же как и большое количество другого принадлежащего ему имущества».

Получив отказ министра, я дал указание своим адвокатам выяснить у сведущего правоведа, насколько юридически он обоснован. Я прекрасно знал, что решение было незаконным, так как теоретически английские заключённые сохраняют некоторые гражданские права, включая право принимать все необходимые меры для защиты своего имущества. В данном случае, поскольку я был осуждён за нарушение обычного права, а не за уголовное преступление, то даже «сохранил право» выставить свою кандидатуру на выборах в парламент, о чём и упомянул в одном из писем Джонсону-Смиту, одновременно заверив, что пока у меня нет подобных намерений. «Что касается будущего — то кто знает?..»

Прошло с полгода. Наконец в мае пришло запрошенное мною юридическое заключение. Оно было тут же перехвачено министерством внутренних дел (по тюремным правилам, заключённого должны извещать, что на его имя пришло такое-то письмо, но оно не будет выдано ему по таким-то причинам). Я узнал об этом документе, который, кстати, обошёлся мне в уйму денег, совершенно случайно. В начале июля меня посетил адвокат Хард. Во время беседы он спросил, что я думаю по поводу юридического заключения, посланного бирмингемскими адвокатами в начале мая. Бедный Хард, воспитанный на уважении к законности и искренне убеждённый в том, что Англия не только колыбель, но и цитадель правопорядка, не мог поверить, что его подопечный не получил этого важного юридического документа.

— Ничего не могу понять, — разводил он растерянно руками, — у вас ведь было официальное разрешение на получение этого документа?

— Да. — Я иронически улыбался.

— Вы заплатили за него, и, следовательно, документ стал вашей собственностью?

— Абсолютно точно, дорогой Майкл.

— И вас даже не известили о конфискации этого документа властями?

— Не известили, дорогой Майкл, — меня забавляла наивность адвоката.

— Но ведь это же незаконно! — наконец пришёл к «кощунственному» выводу адвокат.

— Вот об этом я и говорю!

Месяцы тюрьмы не убили во мне чувства юмора. Я всё же предпочитал, если хотите, с улыбкой относиться к своей «войне» с английскими законниками и видеть в ней не мелкую юридическую возню за имущественные права, я средство поддерживать боевое настроение и не терять форму даже в тюрьме.

— Как они могли, как могли! — возмущался Хард. Утром, перед выходом на работу, в мою камеру как обычно заглянул дежурный надзиратель. Скучным голосом спросил:

— Просьбы есть?

Надзиратель уже привык, что у заключённых всегда куча просьб. То хотят побывать в медпункте, то вдруг их обуревает желание облегчить душу беседой с капелланом, то просят организовать встречу с представителями специальной службы, оказывающей помощь семьям заключённых. И всё это, по мнению тюремщиков, только для того, чтобы отвертеться от работы.

У заключенного № 5399 тоже была просьба:

— Хочу попасть на приём к начальнику тюрьмы. Надзиратель поморщился, но аккуратно вписал эту просьбу в специальную тетрадь.

Днём меня повели в приёмную начальника тюрьмы. Кабинет был специально приспособлен для приёма заключённых: голые стены, стол, кресло. Между мной и начальником находились два тюремщика, ещё один торчал у меня за спиной, а рядом с шефом каменной глыбой возвышался главный надзиратель тюрьмы.

Я представился по всем правилам внутреннего распорядка:

— Заключённый Гордон Лонсдейл, № 5399. Хочу узнать, что случилось с юридическим документом, отправленным мне 2 мая юридической фирмой «Хьюит и Уолтерс».

Начальник тюрьмы не подал виду, что знает, о чём идёт речь, и приказал позвать цензора. Тот подтвердил: да, такое письмо поступило на имя Лонсдейла 3 мая. Как и все письма этого заключённого, оно было переслано в министерство внутренних дел.

Начальник тюрьмы не скрывал радости:

— Ну, вот — ваше письмо задержано министерством. Я здесь ни при чём…

— В таком случае прошу разрешения предстать перед судейской комиссией!

— Ваше право, — пожал плечами начальник тюрьмы. — Вряд ли только вы чего-нибудь добьётесь.

Судейская комиссия помочь отказалась.

В почтовый ящик пошло ещё одно письмо Джонсону-Смиту. Член парламента вскоре сообщил следующее: как разъяснила ему госпожа Пайк, документ был задержан, так как я якобы ухитрился каким-то образом тайком дать указание своим адвокатам получить его.