Гордое сердце - [13]

Эйприл выпрямилась и вздернула подбородок.

— Только от вас, сержант, именно от вас меня следует защищать. — Она повернулась к Пикерингу. — Я этого так не оставлю. Он ответит за рукоприкладство.

Пикеринг смотрел на разъяренную женщину, на струйку крови, ползущую по ее подбородку, и чувствовал, как растекается холодок под ложечкой. Нет, это не поездка, а сущий кошмар! Он перевел взгляд на индейца-разведчика, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. Тот уже стоял в полный рост. Кулаки были крепко сжаты, ноги напружинены как перед прыжком. Выражение лица не предвещало ничего хорошего.

— Сержант не дал этому человеку ни капли воды, — сказала Эйприл. — Это бесчеловечно.

Пикеринг в данный момент не испытывал никаких человечных чувств к субъекту, который заварил всю эту кашу.

— Сержант Террелл поступает так, как считает нужным. Ему видней, — сказал он успокаивающим тоном. — Вы же видите, арестованный совсем не страдает из-за отсутствия воды. Он — индеец! — добавил лейтенант с интонацией, которая, по его разумению, объясняла все.

Это заявление лишь подлило масла в огонь. Эйприл дала волю гневу:

— Если еще раз я это услышу… — Она замолчала, не зная, что сказать дальше, поскольку понятия не имела, что тогда сделает. Тем не менее после небольшой заминки попыталась развить свою мысль: — Он — человек. Понимаете? И я не потерплю, чтобы… чтобы ваш сержант, этот молодец среди овец… измывался над арестованным. Вы только взгляните на эту веревку на шее. Как можно допускать подобное?

Пикеринг уловил в ее голосе нотку неуверенности. Понимает, конечно, что защищать убийцу по меньшей мере странно.

— Послушайте, миссис Мэннинг, — осмелел он, — есть только один способ обращения с дикарями, у которых страсть к убийству в крови. Их надо сторониться. Поэтому сержант совершенно прав, сказав, что подобный тип для цивилизованного общества представляет опасность и таких, как он, следует изолировать.

Разговор приближается к концу, поняла Эйприл. Она решила выложить свою козырную карту.

— А вы уверены, что генерал поддержит вашу точку зрения? Он, по-вашему, такой же беспощадный?

— Генерал Вейкфилд? — протянул Пикеринг. — Я слышал, что в бою он…

— Так то в бою, — оборвала его Эйприл. — Генерал не щадит врага в бою, но что касается пленных… он никогда бы не допустил издевательства, подобного этому. — Она кивнула в сторону Маккензи. — Я знаю, что говорю, потому что генерал Вейкфилд — мой отец.

И Пикеринг, и Террелл — оба побледнели. Эйприл покосилась на Маккензи и увидела, что тот изумлен.

Пикеринг первым обрел дар речи:

— Что же вы… почему же вы до сих пор ни словом не обмолвились об этом?

— Не видела необходимости. И как только что выяснилось, сильно ошибалась, считая, что вдова, потерявшая мужа на войне, заслуживает не меньшего уважения, чем генеральская дочь, — отчеканила Эйприл.

Она кинула взгляд на Террелла и поразилась произошедшей в течение секунды метаморфозе — его только что мертвенно-белое лицо стало багровым от злобы, плескавшейся в сощуренных глазах.

— Повторяю, лейтенант, мой отец никогда не позволил бы себе так обращаться с человеком, лишенным возможности постоять за себя.

Эйприл нагнулась, подобрала с земли кружку и снова наполнила ее водой, ощущая на себе недоброжелательные взгляды офицеров и солдат. Потом подошла к Маккензи и протянула ему кружку. Он неловко взял ее в ладони, соединенные наручниками, поднес ко рту и стал пить — не торопясь, смакуя каждый глоток. Выпив все до капельки, вернул кружку, а затем, приподняв бровь, произнес с ярко выраженным шотландским акцентом:

— Не стоило беспокоиться обо мне, миссис Мэннинг.

Эйприл впервые услышала его голос. У него оказался сочный, приятный баритон. Однако в вежливом тоне благодарности не прозвучало. Пристально глядя в его серые глаза, Эйприл думала о том, что ее фамилию он, по всей видимости, услышал, когда она объяснялась с Пикерингом. Стало быть, слышал все, что она говорила.

— Стоило, — сказала она тихо. — Если не ради вас, то ради меня и Дэйви.

Он в ответ кивнул, понимая, что она обескуражена его резкостью.

Эйприл перевела взгляд на кровоточащие запястья Маккензи, затем на веревку, врезавшуюся в шею, и поморщилась.

— Обо мне, миссис Мэннинг, нет нужды беспокоиться, — повторил он. — Вы и так сделали достаточно!

— Вовсе нет, — возразила она. — А вам надо поесть, да и воды побольше.

Он пожал плечами и проговорил с расстановкой:

— Пусть все будет так, как должно быть. — Подумав, добавил: — Мне ваша помощь без надобности.

— Я бы даже с собакой не позволила обращаться так, как обращаются с вами, — сказала она и сразу же осознала, что совершила непоправимую ошибку.

Его лицо исказила гримаса гнева. Эйприл вспомнила слова, сказанные ранее Терреллом, и поняла, что Маккензи их слышал. Господи, что она наделала!

— Но я, как видите, не собака… следовательно, не нуждаюсь в вашем сочувствии. — И он повернулся к ней спиной.

Эйприл помертвела. Она ранила его. Обидела. Ах, как нехорошо получилось!

— Что ж, миссис Мэннинг, теперь вы сами убедились: с ними нельзя по-хорошему, — заметил Пикеринг с улыбкой.

— Да снимите же вы хотя бы веревку с него! — бросила она в сердцах.