Гордиев узел Российской империи - [10]
Два других героя – это братья Ян и Северин Потоцкие. Младший, Северин (1762 – 1829), хоть и считался польским патриотом, в 1793 г. поселился в Петербурге, где так же быстро, как и Иллинский, стал сенатором. Вместе с последним он прославился призывами самым суровым образом обходиться с теми поляками из новообразованных губерний, которые пытались попасть в созданные Наполеоном Бонапартом польские легионы. В 1802 – 1803 гг., после выступления в Сенате против проекта министра юстиции Г.Р. Державина, намеревавшегося заставить дворян служить, он пользовался огромной популярностью среди российского дворянства: в его честь писались оды, устанавливались бюсты. Стоит ли говорить, что в лице Державина он нажил себе смертельного врага. Будучи на протяжении 1805 – 1817 гг. попечителем Харьковского учебного округа, он принимал активное участие в создании Харьковского университета. В 1809 – 1810 гг. он пользовался особой милостью Александра I, приглашавшего его несколько раз в месяц к себе разделить трапезу. Кроме того, Северин Потоцкий способствовал развитию торговли в Одессе, недалеко от которой им была построена резиденция Севериновка. Его сын, Леон, был послом России в Португалии, Швеции и Неаполе. Ванда, одна из его четырех дочерей, вышла замуж за графа А. Велёпольского, на которого Россия опиралась в Царстве Польском17 до восстания 1863 г. Северин Потоцкий умер в Москве, в должности тайного советника18.
Старший брат Северина, Ян Потоцкий19 (1761 – 1815), широко известный писатель, автор знаменитого романа «Рукопись, найденная в Сарагосе», родился и умер на Украине. Он вызывает наш интерес именно потому, что эволюция его политических взглядов была характерна для исследуемой нами группы аристократов. Кроме того, будучи человеком тонкого ума, писавшим исключительно по-французски, он на теоретическом уровне обосновывал свой постепенный переход на пророссийские позиции. В 1788 г. им финансировалось варшавское франкоязычное издание Journal hebdomadaire de la diète, в котором освещались вопросы разработки будущей Конституции 3 мая. Через два года он оставил газету на попечение редактора и отправился через Париж и Испанию со своего рода дипломатической миссией в Марокко, страну, вступившую в союз с Турцией против России. Его контакты с Мирабо, Лафайетом и другими членами умеренного крыла первого Якобинского клуба, которых вскоре назовут фельянами, служат убедительным свидетельством тому, что Ян Потоцкий, решительный сторонник революции, связывал ее с либерально-аристократическим направлением, далеким от социального радикализма, а тем более – от кровавых переворотов.
Вернувшись в феврале 1792 г. в Варшаву, Потоцкий еще какое-то время возлагал надежды на провозглашенную за год до этого Конституцию 3 мая. Однако вскоре, исходя из принципов Realpolitik, он принял во внимание очевидную враждебную позицию Екатерины II к реформам в Речи Посполитой. Поскольку Конституцией предусматривалась ликвидация института свободных выборов короля, он вместе с братом посчитал уместным выдвинуть в сейме кандидатуру великого князя Константина в качестве законного наследника польской короны. Среди многочисленных Потоцких, которые в это время играли важные политические или дипломатические роли (только в сейме их было семеро), лишь Игнацы Потоцкий, наиболее приближенный к королю Станиславу Августу, поддержал выдвинутую Яном кандидатуру. Однако, как известно, его двоюродный брат, Щенсны, поступил иначе, провозгласив вместе с другими сторонниками России Тарговицкую конфедерацию. По примеру короля, который практически без сопротивления смирился со вторым разделом Речи Посполитой, когда Правобережная Украина была занята российской армией, граф Ян Потоцкий не воспринимал разделы в сугубо черном свете. Его письмо, написанное королю в июле 1792 г., пронизано покорностью судьбе и эгоизмом, характерным для многих людей его круга: «Вашему Величеству не стоит слишком переживать из-за потери государственных владений, поскольку Вам удалось сохранить хотя бы частные». Отметим, что в ходе российской оккупации, к которой мы еще вернемся, под охрану брались имения крупных землевладельцев, подписавших верноподданнические акты. Во время восстания Костюшко Потоцкий приятно проводил время во дворце своей тещи Любомирской в Ланьцуте, а затем при прусском дворе, где ставились его одноактные пьесы – Recueil de Parades. В одном из писем этого времени он вполне однозначно заявлял: «Никто из нас, здраво поразмыслив, не присоединится к тем, кто вооружает селян».
Становится понятно, каким образом аристократия создавала себе алиби, объяснявшее смену польского гражданства на российское подданство, а кроме того – маскирующее собственные интересы и космополитическую индифферентность. Этот образованный слой все в меньшей степени отождествлял себя с идеями французского универсализма: если Французская революция нарушила представления аристократии о мировом порядке, то Бонапарт извратил саму суть революции. Подобно Фихте, подменившему идеи универсального общества идеями германского мира, Потоцкий одним из первых заключил, что славянский мир может играть не меньшую роль благодаря ведущей силе – России. Польское славянофильство явно опережало российское. В 1796 г. Потоцкий посвятил свое новое произведение
