Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне, 1941–1945 - [22]
Другие авторы стремятся придерживаться более взвешенного подхода к проблеме. Так, по мнению П.М. Поляна, «несмотря на размах повстанческого движения, статистика ликвидации антисоветских банд на территории Чечено-Ингушетии в 1941–1943 гг. не дает оснований для утверждений о почти поголовном участии чеченцев и ингушей в подобных формированиях»>196.
В свою очередь, ряд северокавказских историков утверждают, что документы НКВД СССР, содержащие сведения о бандитизме на Северном Кавказе, были прямо фальсифицированы>197. Однако эти выводы также нуждаются в соответствующем источниковедческом анализе, а не простом отрицании указанных документов как вида исторических источников.
О необходимости строгой источниковедческой критики при использовании документов военного времени свидетельствует и дискуссия вокруг событий в высокогорном ауле Хайбах. По утверждению некоторых авторов, будучи не в состоянии обеспечить выселение его жителей в феврале 1944 г., отряд внутренних войск НКВД СССР под командованием комиссара госбезопасности 3-го ранга М.М. Гвишиани сжег от 200 до 700 чел. в колхозной конюшне. В подтверждение этого приводится без ссылок на источник «совершенно секретное письмо» М.М. Гвишиани Л.П. Берии: «Только для ваших глаз. Ввиду нетранспортабельности и в целях неукоснительного выполнения в срок операции «Горы» вынужден был ликвидировать более 700 жителей в местечке Хайбах. Полковник Гвишиани»>198.
Между тем П.М. Полян в последней фундаментальной работе, изданной на основе документов Государственного архива Российской Федерации (далее – ГАРФ) в серии «История и сталинизм», отмечает, что «гриф «только для ваших глаз» никогда не использовался в советском секретном делопроизводстве, один из руководителей операции «Чечевица» почему-то называет ее операция «Горы» и не помнит своего воинского звания, аттестуясь «полковником»>199. Нельзя не согласиться с П.М. Поляном в том, что необходимо дополнительное изучение рассматриваемой проблемы. Более обоснованными представляются свидетельства об уничтожении мирного населения войсками НКВД в ряде высокогорных аулов, приведенные Н.Ф. Бугаем, А.М. Гоновым и другими исследователями>200.
Новую и менее политизированную оценку депортации вайнахов в контексте теории модернизации предложили В.А. и М.Е. Козловы. Ссыпаясь на документы НКВД, они отмечают, что сами «чеченцы и ингуши воспринимали враждебную им политику советского государства прежде всего в категориях этнического конфликта», а сталинскую диктатуру отождествляли с «русскими»>201. Однако суть конфликта была гораздо глубже «сиюминутной политической целесообразности» и не может быть сведена к мотивам «справедливого наказания», «вражды-мести» или «ненависти русских к чеченцам». По словам данных авторов, «сплоченный, организованный, живущий по традиционному укладу и достаточно воинственный этнос плохо поддавался автоматизации» и не вписывался в новую социальную структуру. Поэтому «коммунистическое руководство попыталось «переварить» неудобный этнос достаточно отработанным способом»: лишением его статуса, отрывом от корней и удалением от постоянных мест проживания>202.
В то же время отмеченная традиция рассматривать депортацию как продолжение «имперской политики России», стремившейся к жестокому подавлению и угнетению подвластных ей народов, подчеркивать «справедливость» двух-, а то и трехвековой борьбы народов Кавказа за свою независимость нашла свое отражение и в профессиональной историографии, от А. Авторханова до современных авторов. Например, Б.Б. Закриев утверждает, что депортации, как и репрессии советской власти 1930—1940-х гг. против народов Северного Кавказа, «не были порождением только сталинской эпохи. Это изуверское изобретение принадлежит Екатерине II и наместнику Кавказа в 1816–1826 гг. А.П. Ермолову»>203.
В значительной степени северокавказская историография унаследовала и отмечаемое данными исследователями стремление «наказанных народов» объяснять свой конфликт с властью «в привычных им понятиях персонифицированной «вражды-мести»>204. Действительно, главными виновниками депортации многие региональные историки считают И.В. Сталина и, особенно, Л.П. Берию.
Современные авторы также указывают на негативную роль в трагедии карачаевского народа М.А. Суслова, который, как считается, спасая себя, «оказывал посильную поддержку ведомству Берия в сборе фальшивых обвинений и свидетельств преступлений карачаевцев против советской власти»>205. Напротив, С.И. Линец указывает, что вплоть до самого выселения «в краевой печати карачаевцы характеризовались как активные и самоотверженные борцы с оккупационным гитлеровским режимом». Эти факты рассматриваются как свидетельства того, что «М. Суслов не являлся одним из инициаторов выселения. Но когда оно готовилось и осуществлялось, краевой партийный руководитель активно содействовал ей, в том числе и по причине собственного самосохранения»>206.
Расходятся оценки и в отношении роли руководителей самих автономий в осуществлении депортаций. В частности, критике подвергается секретарь Карачаевского обкома ВКП(б) С.-У.Б. Токаев, «аморально предавший свой народ». По словам одного из современных авторов, «вместо того чтобы убедить руководство страны, что руководство Карачаевской автономии само сумеет решить проблему нескольких десятков предателей-бандитов, еще не сдавшихся советской власти, Токаев С.-У.Б., Лайпанов Х.О. и другие, искусственно преувеличивая массовость сопротивления, требовали ввода значительного количества регулярных сил Красной армии на территорию Карачая». Карачаевским руководителям противопоставляется первый секретарь Дагестанского обкома партии А.Д. Даниялов, который, «рискуя не только своей должностью, но и жизнью», сумел добиться приема у самого И.В. Сталина и «спас народ от насильственной депортации»
