Горбатые мили - [9]

Зубакин опустил голову, плечи у него некрасиво выступили вперед — старался побыстрей сообразить, от кого исходила угроза, от заместителя или «научника»?

Прошло с полчаса или больше. Когда Зубакин твердо, чуть ли не с мальчишеским рвением попросил позволить испытать, каким он окажется в тяжелейших обстоятельствах, отправить его в смешанный, только отчасти экспериментальный рейс, без корректировки производственного плана, — то заместитель начальника УАМР стушевался и объявил перерыв.

Умело оборванный разговор в ультрасовременном кабинете заместителя начальника УАМР засел в сознании у Зубакина. «Почему так поступил заместитель? Сразу в сторону?.. На что делал ставку, каналья? Что сдрейфю? Стану водить вокруг да около — ни к одному берегу, значит? Ну, допустим. В этом тогда… не я — он. Не ударил бы пальцем о палец, а предстал перед научниками старающимся: «Надо помогать вам. Только опереться по-настоящему мне не на кого, сами видели всех — кто каков».

Так что, занимаясь раздачей резолюций, с чем вполне справился бы старший помощник Плюхин, ждал: вот наткнется на обтекаемо составленную директиву. Потому проглядел, когда перед ним появилась Нонна. Снова ощутил напряженную атмосферу в кабинете заместителя начальника УАМР: ошарашенные капитаны в конце повскакали!..

Взял постановление милиции. Мало-помалу вник в то, что оно заключало: «Гр. Расторгуев В. К. устроил дебош в ресторане…» — и опять будто отшвырнул от себя шариковую ручку: «Четвертому штурману. В «дело».

Уже кончался полдень. Нонна напомнила про обед:

— Вы — как, спуститесь в кают-компанию или вам его сюда?..

«Мое со мной!..» Без перехода, тотчас же поутих, поняв, что чего-то не сделал. Буркнул:

— Пото-мм! — Не Нонне, а ни в ком не воплощенной навязчивости.

«Характер!.. — чуть не вырвалось у Нонны. — То все равно что ртуть. А то… полюбуйся. Совсем уже!.. Никак не может бросить начатое». В ней пробудилась бунтарская, подталкивающая страсть. Пожалела, что не могла тут же, не сходя с места, изобразить, с ее точки зрения, примечательнейшее. «Чем только? — Сжала пальцы правой руки в щепоть. — Углем бы? Тушью!»

А к нему вылез угол листа с управленческим распоряжением: «С сего числа первым помощником капитана…»

— Кто здесь? — Зубакин не терпел ничьих самовольных визитов, это одно. А еще же отвлекся! Распалось, сошло на нет, не стало нерасторжимо целого. Чего-то от происшедшего в кабинете заместителя начальника УАМР и выискивания нужного за своим столом.

Она опять взялась изучать. «Какой он? Разный. А не сказать, что разбросанный».

Он не намеревался докопаться, зачем одного, уже как надо обкатанного первого помощника, у д о б н о г о, вот что превыше всего, заменили  к а к и м-т о  другим. Только чувствовал: не схлынет с него напряженность, никогда не успокоится. «Что имелось в виду? То, каким сложится рейс? Отклонения… поскольку понадобится экспериментировать все-таки. Хотя бы известили меня: так, мол, и так. Не до согласования, ладно уж».

— Надумали мастодонты!.. — потряс вынутой из пакета страницей с типографским штампом: «МРХ СССР, Дальрыба, Приморрыбпром»… — В голове не укладывается! «Во исполнение… Вменить в обязанность…» Это ж мне! Каково? «Не пропустить ни одной отмели». Дальше!..

Глаза Нонны заблестели: «С чего он? Опять в новой ипостаси! Как отодвинул-то от себя чье-то заявление! Весь нараспашку!»

По отношению к Нонне у Зубакина не существовало никаких намерений. А все же встал, властно, не помышляя о том, воспротивится или нет, развернул ее лицом к себе, сказал:

— Вам-то самой известно, какая вы? — Его потянуло поболтать о том, о сем? Или — что?

— Я отказываюсь понимать вас, — Нонна едва преодолела свою оторопь. — Анатолий Иванович!

Зубакин истолковал это по-своему. «Еще ж непорочная, наверно. Страх всю сковал». А сам от нее ни на шаг. Пожурил и похвалил:

— Вы присматривались ко мне… Не отпирайтесь! Я, конечно, сознаю почему. Идемте… — Увлек за собой Нонну к макету баркентины, из маленького встроенного бара извлек распочатую бутылку бренди, засахаренные лимонные кружочки.

«Что же в нем? Чисто человеческое? Сильней самого? Нет, я ничего не могу сейчас выделить!» — зарделась Нонна, торопясь взять верх над своими непрошеными чувствами.

— Не надо так, — как бы предостерегла себя. Затем обвиняюще, с упреком выговорила Зубакину: — Думаете, раз я в вашем подчинении, следовательно, уже все, со мной можно по-всякому?

— Наоборот. Выпейте!

— Крепкое, должно быть? С присухой?

Изумленный Зубакин откачнулся, увидев Нонну по-настоящему: молодую, сильную. Сказал:

— Я вам без нее понравлюсь!

— За что?

— Не к чему это. Прошу!.. — Поднес ко рту крохотную прозрачную стопку.

— Камин у вас. Вы с комфортом!..

— Э!.. Бутафория.

— А красиво!

— У вас предостаточно смелости. — Он как впервые увидел Нонну.

— Кажется.

«Что? Не расслышал!» — Зубакин ощутил себя накрытым волной. Сразу понял, что с ним: «Провалю промысел». Сдвинулся словно под тяжестью. Расправил плечи. Под рукой оказалась Нонна. К себе ее!.. Рассудок же его работал по-прежнему. С отрадной болью осознал жуткую опасность остаться без рыбы («Экипаж тогда… чего гадать? Отвернется от меня!»), страдал («С первым-то как! Без меня меня женили!») и гордился собой, собственной готовностью выложиться до самого донышка («Я все могу!»). Потянул с себя куртку — по палубе покатились оборванные пуговицы.