Горбатые мили - [2]

— Что случилось? — Это Назар забеспокоился? Сомнительно! Он жил своим ничем не омраченным будущим, без предчувствий. Попробовал вообразить, каков его капитан?

— Оставьте меня, — взмолился Венка, как сраженный насмерть. Согнулся в поясе: — Умоляю вас!..

На расстоянии видимости от базы тралового флота — совладелицы мыса, прикрывающего бухту с востока, у материкового берега с Находкой-городом, еще не старая и уже списанная баркентина использовалась вместо причальной стенки. Катер-перевозчик нацелился в нее сразу, как обогнул корабль науки. Хотя бы сбросил скорость, не так бы ударил.

Венка не выдержал, сказал с непередаваемой тоской и отчаянием:

— Ясно, она теперь что? Отслужила свое. К сожалению, для всех доступна. Эх!

Тупорылый, весь завоженный, в мазуте, катер-перевозчик оттолкнули как попало навешанные на баркентину истертые автопокрышки. Он взъярился. Загрохотал. Взбил за кормой радужные пятна на воде — к середине бухты пошли быстрые волны.

У Венки обозначились желваки:

— Идиоты! Ай-я-яй! Гробят единственное в своем роде. К чему?

Назар догадался, отчего переменился Венка. Уже всецело был на его стороне, а в то же время воздерживался это как-нибудь выразить. («Еще подумает, что подлаживаюсь под него».) Не вполне уверенный в собственных способностях («Я в роли живописца? Ну, нет. Это по меньшей мере смешно»), он все же поднял щепочку. Уже иначе всматриваясь в присыпанный пылью бетон береговой окантовки — останется ли на нем след? — присел и — раз! Перед ним вытянулся корпус парусника с мощным бушпритом, как перед прыжком. Точно так же легко взмахнул рукой еще — над достаточно ясно прорисованной палубой поднялись мачты, не обремененные никакой оснасткой. Чуть повозился у форштевня — у него, под лапами адмиралтейского якоря, бесшумно вскипел бурун.

Венка подошел к Назару поближе.

Между тем на катере-перевозчике, готовом повернуть от баркентины к базе тралового флота, на корму втянули дощатый трап и, свернув рули, отработали назад, чтобы выйти левей большущего плавучего дока, еще не переданного нашей стране, под своим государственным флагом.

В Венке опять вскипела злость. Грубо двинул сундучок к тамбуру — шр-рр, устроил на нем краба и кивнул на штриховое изображение баркентины.

— Я помню… — Скосил глаза на забор, увешанный транспарантами — поделками заезжего художника. — Под Итурупом мы, практиканты мореходки, попали на ней в свирепейший циклон… — Поморщился. — Как нас тряхнуло! Где был верх-низ — кто мог разобрать… что такое фор-марса-рей, вязать рифы — представляете?

Назару никак не удавалось прикинуть, когда объявится перед капитаном. Ему ж еще предстояло пройти медицинский осмотр — заполнить санитарный паспорт моряка.

— Неужели пренебрегали маринистикой? — удивился Венка. — Фор-марса-рей на носовой мачте. А вязать рифы — то же, что подбирать паруса. Просто!

«Гони, не останавливайся!» — взглядом поощрил его Назар.

— Так что… Следите за мной? Фор-марса-рей в тот раз мотался, туды его, где-то там, среди изорванных туч, — Венка запрокинул голову. — Зрю на него, а у самого, верите — нет, мурашки по спине. Потому что ноки[2] то погружались, то вымахивали все в свисающих клочьях стекающей воды. Проверил на всякий случай: в каком у меня… спасательный жилет? Как надел? Подергал тесемки. Оказалось, завязал будь-будь. Потом мне кто-то словно прошептал: «Ты ж галетами не запасся!» Я что, стал бы спорить? Да-да, упустил, шляпа. Развернулся на обратный румб. Сам к носу. Лезу туда, чтобы набить карманы. Ноги здесь, мозга моя будто уже там, далеко, — перед полубаком. Жадюгой сделался, как женатик перед дележом барахла. А на меня с верхотуры… Мало сказать, что стена серой воды. Со всех частей света а-ах!

— Смыло?

— Не сразу. Я еще потом затеял закрыть целлофановым мешком мотор шлюпочной лебедки. Гляжу — он близко и уже далеко. — Изумленный Венка закрыл лицо ладонью: — Не подфартило. Пеной всего заляпало. Потом, как утерся, гляжу: что творится! Борт же передо мной. Гладкий, глянцевый. Чей? Узнаю: наш! Сверху потоки! Выгнутые! Жуть! Чувствую: надо скорей зареветь. Только ничего у меня… Горло было как не мое.

— Ты нынче-то кем, герой?

— А! — Венка махнул рукой. — Торчу в машинном отсеке, у компрессоров. Рефмашинист. Весь… — понюхал воротник, рукав, — мазутом пропах.

— Да? Учился в мореходном училище, и на тебе! — посочувствовал Назар. — Я думал, штурманишь. Определенно. («В собственном здоровье я уверен. Что мне осмотр!»)

— По-всякому в жизни приходится, — уклонился Венка. — Нужда заставит — капитаном пойдешь.

2

У базы тралового флота катер-перевозчик не задержался. Отвалил, побуровил напрямки — в бухте хозяйничал без стеснения, со всего маху ударил грязным обносным брусом баркентину в выпукло-белый борт, а затем так резко отскочил назад в самим же сделанный на ходу вал, что Назар беспомощно замахал руками, Венка же налетел на брашпиль с якорной цепью.

Да, легкой и грациозной чудо-птице, лишенной своего обычного парусного оперения, выпало доживать последние дни не в том положении, какое заслужила.

Повсюду витал дух запустения. Давным-давно забытая мокрой шваброй палуба растрескалась. Когда-то крытые белилами рейки повыворачивало. Рядом со спуском в жилой отсек отливали желтым бестолково нарубленные доски. Белели лохмотья выцветшего брезента, еще ярче — опилки.