Горбатые мили - [106]

«Уклада в семье не будет. Чуть что, так вспомнится, кто ты, к чему Ксении Васильевне и ее девочкам. Всегда придется остерегаться промаха», — доказывал себе Назар. По забывчивости увел глаза на «Тафуин». А не полагалось ему тогда лишний раз смотреть на него. Те, у кого был на виду, встревожились бы.

Тотчас бот с Ксенией Васильевной помчал вниз, как с крутояра.

Вся жизнь Назара уместилась в чувство давящей тяжести: «Не из-за того ли не уходит безотцовщина, что так усердно восхваляют тех, кто берет чужих детей? Столько замужних женщин, в большинстве молодых, сбиты с толку, на все решаются!»

Раздумьями Венки владел не только «Тафуин». «Если отец дрожал за свою шкуру, он бы забрался к нам».

Вспомнил, что только для него одного живет подмосковная душа-девица Зоя! Она бегала на диспуты, поднабралась на них всего насчет профессиональной ориентации и прислала записку, чтобы узнать, не ошибся ли ее ни в чем не ограничивающий себя дальневосточник, ни перед кем не преклоняющийся. «Если выбрал не свою судьбу, ты уже потеря для общества. Не узнаешь, чем привлекает труд. Будешь постоянно всеми недовольным, станешь завидовать кому-то и превратишься незаметно для себя в зануду, в брюзгу, а то в приспособленца».

«Неужели она по моим мемуарам что-то нашла во мне и дорожит перепиской?» — напряженней подумал Венка.

«Загубила свое счастье, — пожалела Ксения Васильевна первую жену Кузьмы Никодимыча. — Теперь к сыну надо. К единственному. По зову крови. А ведь поздно… Кто ты ему?»

Каждому еще лезли в голову мысли об Аляске, «уступленной» царем по цене спичечного коробка за гектар. Тут и там на ней, выше дюралевых зданий аэродромов береговой охраны, на возведенных земляных сопках, вращались полусферические антенны радаров. У вулканов, у самых вершин, развевались предлинные снежные гривы.

Ни у них, ни дальше, в глубь Русской Америки, чисто русских поселений, кроме отживающего свой век староверческого Николаевска, нет. Раз в год, в августе, американцы устраивают театрализованное действо, главную роль отводят Александру Андреевичу Баранову. На килях гражданских самолетов — разрисованные церковные маковки. А в водах Аляски уже ничто не напоминает о деяниях наших великих соотечественников. Будто не от них человечество получило прибавку к обжитым землям, точно так же как от Христофора Колумба — Америку. Переименованы острова, проливы, бухты, рейды.

10

В Находке, в тралфлотовской гостинице, Сашка Кытманов поднялся ни свет ни заря. Хотя чего беспокоился, спал бы себе? Попросил позавчера, и его зачислили в экипаж БМРТ «Амурск» матросом-обработчиком.

Собрался он капитально: прихватил с собой холст, краски.

Кончилась для него жизнь береговых, слишком приученных к устроенному быту и удобным вещам. Откинул от груди одеяло, ощущая себя таким же счастливым подневольным, как Назар, когда он так спешил к океану, к его людям, заранее готовый стать для каждого третьим плечом.

Внизу, за рядами крыш, за стрелами башенных кранов, в зареве от приобретенных огней бухта лежала под седыми, едва восходящими куделями зимнего тумана, огражденная с одной стороны мысом Астафьева, уже подсвеченным издали тем, что иной раз появляется до восхода солнца, как будто для того, чтобы усилить ожидаемое предвестье.

Люди нигде не показывались. Потому Сашке подумалось, что флот не нуждался, чтобы кто-то вершил на нем свои дела и наводил порядок. Само море в срединной части бухты словно возвышалось над заиндевелыми площадками причалов и звало к себе.

Онемев, не отрывая взгляда от столь редкостной картины, он вслепую нашарил на раме защелку и надавил на нее снизу вверх.

Створки ушли наружу, громко ударили о что-то неподатливое, должно быть о кирпичную стену, а в комнату вместе с морозом, сразу же нашедшим голые Сашкины ноги, пахнуло живым океаном, и не рвануться навстречу ему Сашка не смог.

Начинался день, какой бывает раз.

Только военные суда — корабли. А все же, зная это, Сашка Кытманов не хотел представить свой траулер ни в чем на них не похожим.

Открыл кран в умывальной комнате. По раковине ударила вода. Поднялась возле ближнего бортика, тоже возбужденная от предощущения скорой собственной встречи с океаном. Потом Сашка маялся, не позволял себе выйти на проспект, к остановке автобуса, следующего на базу тралфлота окружным путем, вокруг сопки, уже почти доверху застроенной уродливо-одинаковыми домами. Оглядел свой немудреный скарб, потрогал веревки на этюднике, упакованном заодно со старой складной треногой…

Все, он прикатил на базу.

Из кузницы, придвинутой к самой кромке берега, раздавался напористый грохот. Он заставлял все вздрагивать: и высоченные козлы с наброшенными для просушки канатами, и громады серых складов со всякой всячиной, и высоко, на опорах, электрические провода, и приземистые, в один этаж, панельные дома технических служб, навесы из плах, а тем более воздух с его просеянной, чуть кисловатой, поднятой с дорог пылью. Разве мог сравняться с ним звон топоров? Или стук ломов? Или тарахтенье отбойных молотков? Им не хватало наглости постоять за себя, что ли, А может, не рассчитывали чего-нибудь добиться, доносились до Сашкиного слуха в короткие промежутки и оказывались надолго подмятыми или словно не существующими. Сухой треск торопливой электросварки почти не вылазил из-под всего, что лежало над ним грузно и широко, вбирая в себя ко всему еще шум от новых дизельных грузовиков, а также от латаных-перелатаных карбюраторных, какие катили на предельной скорости спокойно и собранно. В кузовах пудово, себе во вред подпрыгивали деревянные бочки с солониной отменного качества, горы белых, как морская пена, капроновых веревок, гулкая россыпь выпачканных кузбасслаком бобинцев, железные мятые банки с лентами давным-давно отснятых фильмов, вороха белья и одежды в завязанных матросках с клеймом «УАМР», ушастые кули с мукой, тралы, сталистые тросы, цепи, пакеты прекрасно увязанных свежих досок, краски в бидонах, спасательные, закупленные у японцев жилеты, багряно-кровяные окорока мяса в последнем, все еще оловянно-белом инее. Все ехало вместе как бы удостоенное высокой чести, щедро овеваемое выхлопными газами, только туда, за поворот — мимо разросшихся акаций управленческого деревянного дома.