Гора трех скелетов - [91]

– Неужели смог бы? – слабо улыбнулась Дорота. – А как же наш хитовый материал, читающая Польша?

За время, пока я нес журналистку, она заметно осунулась, побледнела, но чувства юмора, слава богу, не утратила. Глаза у нее были огромные, в пол-лица, светло-голубые и совершенно детские.

– Есть еще один вариант, – чуть слышно сказала Йованка, – к нашим пойду я одна. Если дойду, я им скажу, что думаю. Всем и каждому скажу, ты меня знаешь, Малкош!

– А если не дойдешь? Проблема в том, что дорога с горы просматривается. Те, кто шел за нами, теперь наверху. И у них есть снайпер… Не удивлюсь, если тот самый Резник. Выйдешь из леса, и – бамс!..

– Он может и промахнуться.

– Резник? И не надейся!.. А если поползешь, он тебе задницу отстрелит – сверху все как на ладони.

Наши взгляды встретились.

– Ну что ж, – неожиданно спокойно заключила Йованка, – давайте думать, что делать…

Где-то на полпути к вершине я уже знал, что информация Блажейского была точной. Тех, кого послали по мою душу, было трое, и шли они напрямик, я бы даже сказал напролом, по самому сложному маршруту.

– И по самому короткому, – добавила Йованка.

То, что ребята Ольшевского не соблюдали никакой осторожности, было нам на руку: мы ведь шли по их следам. Шли – громко сказано. Местами приходилось ползти на четвереньках, карабкаться, а пару раз сползать вниз на животе, судорожно цепляясь пальцами за жиденькие кустики и траву.

Я не сразу заметил, что Йованка прихрамывает.

– Что у тебя с ногой?… Постой-постой, а носки ты зачем сняла.

– Боишься, тащить меня придется? – Йованка не останавливалась.

Я полез но склону вслед.

– Как она там сейчас?

И снова Йованка ответила вопросом:

– И за нее боишься? Твоя идея оставить ее в кусточках… Не беспокойся. Если серьезные ребята вернутся раньше нас, она выползет на дорогу и позовет на помощь.

– И они отвезут ее прямиком в госпиталь, как тебя?

Йованка не ответила.

Через несколько метров подъема я попытался возобновить разговор:

– А ты, ты не опасаешься, что я?…

– Я тебе верю, – перебила она, после чего я замолчал, и надолго: Йованка обладала поистине волшебной способностью лишать собеседника дара речи. Она же и нарушила затянувшееся молчание:

– Тихо! – Йованка приложила палец к губам, смотрела она куда-то вниз и чуть вправо от меня.

Я вдруг понял, куда подевались ее носки, а точнее, фрагмент одного из них, в качестве зеленой ленточки стянувший ей волосы.

– Кажется, я что-то слышала, – прошептала Йованка и вдруг припала к глинистому склону, прячась за травой.

Я не успел этого сделать. Лысый мужчина в клетчатой рубахе вынырнул из кустов совершенно неожиданно для меня. Шел он медленно, озираясь по сторонам. За спиной был вещмешок, в руках «Калашников». Он был так близко, что выбора у меня не было. Я выстрелил.

Промахнуться было трудно. Ноги лысого подогнулись, он упал и покатился под горку, треща кустами, – дальше, дальше… Я чертыхнулся в сердцах: автомат последовал за хозяином.

– Тише! – прошипел я.

Господи, да какая уж там тишина! Американский кольт грохнул на всю Боснию, да и лысый наделал хорошего шума. Но я знал, что делаю. Когда я спустился по склону метров на десять, сухая веточка у меня под ногой треснула, и слева, из скалы, неуверенный оклик:

– Эй, это ты?

И тут же загремели выстрелы. Я упал ничком, выждав момент, откатился на пару метров в сторону и продолжил спуск. С антикварным револьвером Недича рассчитывать можно было только на чудо.

Слава богу, автомат убитого не укатился далеко, но когда он оказался в моих руках, стреляли уже трое боснийцев, причем один из тяжелого «ручника» с двухсотпатронной лентой. Очередь из него отличались неимоверной длиной и неточностью.

Вряд ли кто-то расслышал мой ответный выстрел в безумном грохоте. Когда стрельба начала удаляться, я пополз назад, где за камнем лежала Йованка. Я сунул ей в руку кольт и взмахом руки показал направление: вверх и чуть вправо. Туда мы и поползли, а за скальным выступом встали на ноги и припустили во весь дух.

Оторваться от преследователей не удалось. Потеряв нас, они вернулись к месту, где я срубил лысого, и пошли по нашим следам, пытаясь окружить нас.

Пришлось отстреливаться. Я израсходовал одиннадцать патронов из тридцати, находившихся в магазине «Калашникова». Попутно я уточнил количество шедших за нами боснийцев: четверо, а не трое, как мне показалось поначалу.

До сих пор не пойму, как нам удалось уцелеть. Может быть, благодаря совершенно безумному с военной точки зрения маневру: когда боснийцы уже почти настигли нас, я схватил Йованку за руку и побежал вниз, прямо на преследователей, стреляя на ходу. Мы вломились в кусты, где и рухнули на землю перевести дух.

Второго убитого обнаружила ползшая впереди Йованка.

– Труп! – прохрипела она.

Мужчина не первой молодости лежал в папоротнике, широко раскинув руки. Пуля попала ему в затылок. Рядом валялся немецкий автомат G3. Сам покойник немцем уж никак не был: уважающие себя колбасники не носят на шее золотых цепочек с полумесяцем.

– Муслим! – определила Йованка.

Нагнувшись над боснийцем, она принялась отстегивать подсумок с патронами. Я подхватил автомат в левую руку и, дав из него короткую очередь, вскочил на ноги. Сломя голову понеслись мы под гору и влево, а точнее сказать, черт знает куда и повалились на землю, когда ноги подкосились от изнеможения.