Гора трех скелетов - [81]

– Где тебя черти носили, Малкош?

Я хотел отшутиться, сказать, что черти носили меня к девочкам Мамы Хагедушич, но Йованка, стиснув кулаки, так смотрела на меня, что правда сама сорвалась с грешного моего языка:

– Я встретил Мило Недича неподалеку.

– Что?!

– Ладно, потом, по дороге. Нужно уходить отсюда, и как можно скорей… Слушайте, может, кто-то из вас передумал?

Лучше бы я не говорил этого.

– Ну и гад же ты, пан командир! – покачала головой юная златовласая ведьма, переглянувшись со своей чернявой товаркой. – Мы ждем, переживаем, не знаем, что и подумать, а он…

Одним словом, вскоре мы пошли. Впрочем, «пошли» не совсем точно сказано. Путь до поляны мои очаровательные амазонки проделали ползком, на коленях и на полусогнутых. Возражений и протестов подчиненных я, разумеется, не слышал, потому как на ушах у меня были наушники, а в руках миноискатель. Еще с километр мы быстрым шагом шли через старую дубовую рощу. По дороге я рассказал спутницам, как нарвался на сержанта. По-военному кратко, тезисно, без ненужных подробностей. За рощей начались густые заросли лещины, потом кусты вдруг расступились и впереди открылся широкий, совершенно открытый луг в коровьих лепехах, а за ним, метрах в трехстах, мы увидели бронетранспортер.

БТР стоял на шоссе, точнее, на той самой, пропади она пропадом, дороге, которая вела на перевал и где сержант Мило Недич впервые возник на нашем пути. Я достал из рюкзака бинокль.

После минутной рекогносцировки я констатировал:

– Совершенно ясная и безусловная холера! Только их нам и не хватало для полного счастья.

– Поляки? – выдохнула Йованка.

– Они самые.

В этот момент вставшее уже солнце ослепительно отразилось от оптики моего соотечественника, стоявшего на броне боевой машины. Я успел завалить в траву привставшую на коленях Йованку. Причем совершенно необъяснимым образом она оказалась на спине, а я на ней сверху, уткнувшись лицом в ее пышный бюст. Подняв голову примерно через минуту, я нарвался на взгляд черных недоуменно вытаращенных глаз.

– Тебе что, плохо?

– Хорошо, – пробормотал я. – То есть, по правде говоря, ничего хорошего… Похоже, и ребята Ольшевского горят желанием встретиться с нами.

– И что из этого… – начала было Дорота и осеклась. Она выхватила у меня из рук бинокль и припала к нему. – Сержантик… Симпатичный. А вот и второй вылез, с автоматом… – Она шумно вздохнула. – Круто! Что за оглобля у них на башне?

– Крупнокалиберный пулемет, – сказал я. – Сматываться нужно отсюда, мои дорогие.

– Выходит, за нами охотятся? Класс! – восхищенно воскликнула обладательница самых голубых очей на свете. – Крупнокалиберный, Йезус-Мария!.. А он еще не хотел брать нас с собой!

Остановился я, когда под ногами захлюпало. Я сел на высокую кочку и начал стягивать башмаки.

– Будешь мыть ноги? – удивилась Йованка, когда я засунул в рюкзак снятые носки.

Я протянул ей парочку пластиковых мешков для мусора:

– Раздевайтесь, мои красавицы.

– Догола? – взвизгнула Дорота.

В рюкзаке нашлись мешки и для Супердвадцатки.

– Впереди вода, – пояснил я. – Не дай бог, если промочим верхнюю одежду и обувь. Через болото пойдем налегке и босиком…

– Откуда оно взялось здесь? – Лицо Йованки не покидало выражение растерянности.

– Болото? Там дальше деревня, вернее, что от нее осталось. Тем, кто жил здесь, одних мин вокруг деревни показалось мало. Эти умники устроили запруду на речке. Потом деревня сгорела. Вода залила минное поле, вот мы имеем то, что имеем… Предупреждаю, водичка холодная, зато на той стороне переоденетесь в сухое. Но идти будем долго…

– Долго? – не поверила журналистка.

– Здесь точно никто не разминировал. Придется соблюдать все предосторожности. Световой день короткий, боюсь, что ночевать будем в лесу. Тогда вы мне скажете спасибо за сухую одежду.

Короткий инструктаж я завершил эффектным мужским стриптизом: рубаха, майка… К сожалению, ловко снять с себя джинсы у меня не получилось. Запрыгав на одной ноге, я неуклюже плюхнулся на мокрую кочку. С шумом промчались над самой водой две серые утицы и селезень. Сначала Дорота через голову стянула с себя синее в белый горошек платье, оставшись в белых трусиках и купальном лифчике. Тело у нее было ухоженное, смуглое от морского загара.

– Нравится? – прозвучало у меня за спиной.

Я оглянулся и увидел свою работодательницу в воинственном великолепии. Широко расставив ноги в тяжелых армейских ботинках, она стояла надо мной, ее железные кулаки были уперты в бока, а глаза опасно сужены.

– Могу поспорить, – чеканя каждое слово, сказала она, – что ты забыл попросить Блажейского принести мешок с моей одеждой…

Я готов был провалиться сквозь землю. Оправдания мне не было, я действительно забыл, что ее вещички Блажейский повесил сушить за гостиницей. Как монумент укора, Йованка высилась надо мной – черноволосая, в моей рубахе и в моих запасных шортах. Вполне возможно, в моих сатиновых трусах. Голову бы дал на отсечение, что под рубахой у нее не было ничего: лифчика я отродясь не носил.

– Ничего страшного, – полепетал я. – Пойдешь замыкающей.

– Я и так шла последней, – безжалостно заметила Йованка.

– Значит, не нужно раздеваться…