Гопакиада. Как поработили и разграбили юг Руси - Украину - [20]

Петрушка на веревочке

Как бы там ни было, воссоединение состоялось. Практически сразу же Дорошенко направляет в Москву предложение заключить очередной договор — на базе решений I (знаменитой) Переяславской Рады.

«Москва медлила с ответом», — с укором пишут мифологи. Да, медлила. И была абсолютно права. Собственно, она вообще не должна была отвечать, поскольку имела совсем недавно подписанный договор с Речью Посполитой, согласно которому правый берег становился зоной исключительно польского влияния. А раз так, то Дорошенко как правобережный лидер юридически был для нее персоной non grata, а как левобережный — интервентом, убившим законного (хоть и мятежного) гетмана Брюховецкого. Конечно, любая юриспруденция капитулирует перед соображениями пользы. Но какую пользу могло принести России многократно разоренное многолетней войной Правобережье? А никакой. Зато любые движения в этом направлении не могли быть восприняты Варшавой иначе как casus belli, ведущий к очередной вспышке совершенно ненужной войны. И к тому же условия, предлагаемые Дорошенко, трудно было расценить иначе как нахальство: бояре уже слишком хорошо знали цену казацким клятвам и присягам, чтобы верить честному слову, без гарантий, как когда-то Хмельницкому.

Тем не менее ответ из ставки Ромодановского пришел: в качестве жеста доброй воли гетману предлагалось «выдать головами» миньонов Брюховецкого, лично участвовавших в подготовке и реализации январской резни. Чего в свою очередь не мог исполнить Дорошенко, ибо причастны были слишком многие, так что попытка пойти на такой шаг с высочайшей вероятностью означала бы мятеж.

Короче говоря, ситуация зависла. И вот тут начинается интрига.

Пробыв на левом берегу совсем недолго, Дорошенко возвращается в Чигирин. Логику этого шага понять непросто. Аншлюс (или, если угодно, эносис, или «злука») только-только свершился, территория еще не интегрирована и даже не совсем замирена, а с севера нависает армия Ромодановского, которая вот-вот неизбежно пересечет границу, поскольку призвать к ответу виновников январской резни для Алексея Михайловича вопрос как личного, так и государственного престижа. В такой обстановке личное присутствие харизматического лидера, не имеющего дома сколько-нибудь серьезной конкуренции, на Левобережье просто обязательно. Не понимать этого он не мог. Причины для столь скорого отбытия должны быть по-настоящему весомы.

Однако официальное объяснение, вслед за казацкими летописцами повторяемое основной массой исследователей (дескать, у гетмана были проблемы в семье: у жены-алкоголички случился очередной запой и она согрешила с юным офицериком), не выдерживает никакой критики. Да, конечно, из-за прекрасных дам много чего творится, но Дорошенко далеко не двадцатилетний пацан и даже не вспыльчивый мавр. Для него, каким он предстает в летописях, естественна совсем иная модель реакции. Допустим, баба невесть что творит. Но ведь можно послать людей, запереть супругу в светлице, а возлюбленного, наоборот, в темнице — до выяснения, а самому продолжать заниматься по-настоящему серьезными делами.

Второй, более вменяемый вариант (мол, на правом берегу возникли политические осложнения, требующие личного присутствия лидера) тоже не убеждает, поскольку упомянутые осложнения хоть и возникли, но месяца через три, если не позже. Странно, правда?

Кроме того, с позиции здравого смысла трудно понять: почему, убывая, Дорошенко оставляет край именно на Демьяна Многогрешного. Несмотря на все, сторонники «царя восточного» на левом берегу многочисленны, черниговский же полковник, пожалуй, единственный из местной элиты, не резавший в январе москалей, а следовательно, имеет возможность говорить с Ромодановским. Для остальных эта опция закрыта, по крайней мере сейчас, по горячим следам, поскольку уже ни для кого не секрет (на примере Данилы Выговского и еще ряда деятелей): Москва легко простит измену, понимая, что казаки иначе просто не умеют, но не убийство «государевых людей». Так что любому из объявленных в розыск, хотя бы полковнику Самойловичу (запомним, кстати, это имя), ежели он будет оставлен на хозяйстве, спасая себя, любимого, придется оказать москалям сопротивление. По крайней мере, на срок, достаточный для подхода помощи с правого берега или из Крыма.

Опять странно? Безусловно. Сделаем зарубку на память.

Дальнейшие события предсказуемо скучны. Петр Дорофеевич вернулся домой и начал бракоразводный процесс (или еще что, на эту тему история молчит). Наказной же Многогрешный, не побыв проконсулом и трех месяцев, встретился с Ромодановским и, как умный человек и патриот, не стал оспаривать некоторых объективных истин. А именно: (а) Андрусовский договор имеет законную силу, (б) посему до Правобережья великому государю дела нет, а населению Левобережья нужны мир и стабильность, и (в) ежели в «русской» части Малой Руси не появится полноценная, законно избранная власть, то Москва, вне зависимости от своего желания, будет просто вынуждена ввести прямое управление. Признав весомость доводов князя, пан Многогрешный, со своей стороны, замолвил словечко за коллег, которых попутал бес в лице «Ваньки-каина», убийцы и клятвопреступника (чего, впрочем, и следовало ждать от безродного хама?), к чему с полным пониманием отнесся уже Ромодановский.