Гопак для президента - [12]

Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, тщетно стараясь утихомирить готовое выскочить из груди сердце. Прислушался в надежде уловить хоть какой-нибудь звук, который мог раздаться в любой части большого дома, но ничего не услышал. Тишина была абсолютной и осязаемо плотной, даже с улицы не доносилось ни звука. «Как в могиле», — подумал он. Кое-как справившись с волнением, Денис заставил себя подойти к девушке и прикоснуться пальцем к ее шее в том месте, где когда-то под тонкой кожей пульсировала голубоватая жилка. В давние времена, когда они были любовниками, он любил целовать ее именно сюда. Прикоснулся, чтобы убедиться в том, что глаза его не обманывают. Прикосновение было мгновенным, но обжигающе холодным. Вероятно, Заинька была мертва уже давно, по крайней мере несколько часов.

Сглотнув комок в горле, Гребски пересилил себя, перешагнул через тело подруги, потому что обойти ее не было никакой возможности, достал сигарету и только после этого огляделся, стараясь в то же время не смотреть на тело.

В огромном холле все было перевернуто, сдвинуто с места и разбросано. Как будто стая обезьян играла здесь в пятнашки, задевая и переворачивая мебель. Или кто-то ловил и боролся с убегающей, а когда убежать не удалось, изо всех сил сопротивляющейся Заинькой…

То, что она сопротивлялась, было понятно по синякам на ее руках, по разорванной футболке, длинной и широкой, в которой Зоя всегда ходила дома, надевая ее на голое тело.

Денис заставил себя посмотреть на Заиньку.

Ее долго мучили. Он насчитал около двадцати ножевых ран, не очень глубоких, но болезненных и кровоточащих. Красивые, с аккуратным педикюром пальчики ног были синими и распухшими. Вероятно, их стягивали проволокой, а это очень и очень больно. Тонкая нержавеющая проволока обнаружилась неподалеку, ненужная мучителям, которые, добившись или не добившись своего, изнасиловали Заиньку и, изгаляясь, всадили внутрь ее лона бутылку из-под шампанского, взятую тут же в баре…

Добили Заиньку ударом ножа в сердце. Нож валялся рядом. Обычный кухонный нож, взятый, скорее всего, тут же на кухне. На телевизоре, который был включен, но не издавал ни звука, лежал еще один нож, поменьше, но тоже с бурыми пятнами на лезвии.

Денис смотрел на лицо Зои, на искусанные в кровь губы, на все ее растерзанное и измученное тело, которое он когда-то ласкал. Он затягивался сигаретой, не замечая, что уже горит фильтр, и чувствовал, как внутри него поднимается черная волна ярости. Он прикрыл глаза, сжал руками виски.

— Спокойно, парень, — тихо проговорил Гребски, когда смог говорить и прошла кислая немота во рту. — Спокойно… Ты уже ничем ей не поможешь…

Он посмотрел в окно, за которым покачивались на ветру лохматые ветки дерева, название которого он все собирался спросить у Заиньки, но так и не спросил, прикурил еще одну сигарету.

— Она просила тебя о помощи, а ты опоздал… — проговорил он, укоряя сам себя. — Но этих ублюдков ты достать должен. Должен и сделаешь это! Иначе будешь полным мудаком и не сможешь посмотреть в глаза ни одной женщине.

Глава 6

Казаренко выжидательно посмотрел на вошедшего помощника, пробурчал, недовольный его опозданием:

— Нарыли что-нибудь?

Черник переложил тонкую папку из руки в руку, приоткрыл.

— Друзья поделились материалами, — негромко сказал он.

— Что там?

— Денис Гребски, тридцать девять лет, русский, журналист и писатель, — начал докладывать Черник, не глядя в бумаги. — До принятия американского гражданства — Денис Гребенщиков. В Штаты приехал из Москвы…

— Каким образом? — перебил его Казаренко.

— Как еврейский беженец, с женой и дочерью.

— Еврей? — Петр Сергеевич приподнял брови.

Помощник покачал головой:

— Нет, русский… Жена — в девичестве Нелли Абрамович…

— Понятно! — привычно подергивая мочку уха, кивнул Казаренко.

— Почти сразу после приезда жена ушла от него к университетскому профессору из Беркли.

— Почему?

Черник пожал плечами, позволил себе легкую улыбку:

— От молодых к старикам женщины уходят только из-за денег, — пояснил он. — Сейчас Гребски зарабатывает прилично. Есть устойчивая тенденция к увеличению доходов, его писанина пользуется спросом, книги издаются и хорошо раскупаются. А в первые месяцы в Штатах перебивался случайными заработками. Вероятно, жене это не нравилось.

— Понятно. — Казаренко положил ладонь на стол, взглянул на помощника: — Женщины? Наркотики? Как у него с этим?

— Бабник, но не злостный, — отозвался Черник. — Смазливую мордашку и стройные ножки не пропустит, но при этом не позволяет женить себя и умудряется оставаться с бывшими любовницами в хороших отношениях. Наркотиков не принимает. Пьет, но в меру, предпочитает хороший коньяк. Азартными играми не увлекается, в казино бывает от силы два-три раза в год.

Петр Сергеевич шутливо захлопал в ладоши:

— Браво! Идеал холостяка, — усмехнулся он. — Отлить в бронзе и поставить перед женским клубом. Что-то интересное в его прошлом есть?

— В общем-то нет. — Черник виновато развел руками, словно это он был ответственен за прошлое журналиста Гребски. — За исключением одного. После окончания факультета журналистики МГУ он работал в различных изданиях демократического толка, а во время приднестровской войны оказался в Тирасполе в пресс-центре генерала Лебедя. С самого начала войны в течение четырех месяцев он со своим другом-сокурсником, собственно, и был этим пресс-центром, пока дело не подхватили другие.