Good night, Джези - [60]

Джези (иронически улыбается). Очень любопытно. Макс (объясняет Маше) закончил Гарвард, он писатель. Подхалтуривал, вычитывая мою последнюю книжку. Ну, а ты что скажешь, Макс?

Макс. Про что?

Джези. Про вампира.

Макс (втягивая вторую дорожку). Превосходно, дешевка, претендующая на глубину. Водителям грузовиков и домохозяйкам из Айовы, то есть самым верным твоим читателям, должно понравиться. А для критиков… сделай его жертвой Холокоста. Ну, понимаешь, детская травма, он не может забыть, простить и мстит всему миру.

Джези. Ах ты жид пархатый. Думаешь, это смешно?

Макс. Думаю, что не смешно, ты, жид пархатый. Хочешь коксу?

Джези. Не будь слишком умным, не советую тебе плевать в свой гребаный колодец. (Втягивает одну дорожку.)

Макс. Слушаюсь, ваше превосходительство. (Улыбается, предлагает нюхнуть кокса Маше, которая отрицательно мотает головой, и он втягивает дорожку сам.) Раз не позволяешь курить за работой, у меня только эта радость и остается. Может, объяснишь наконец, куда, зачем и почему так далеко…

Джези. Я тебе, дружище, приготовил сюрприз. Не пожалеешь.

Между тем лимузин въехал в длинную аллею — тоннель, образованный переплетенными кронами могучих старых деревьев, миновал теннисные корты, поле для гольфа и остановился перед зданием, стилизованным под замок XVIII века.

Шофер открыл дверцы. Джези закинул на плечо большую дорожную сумку, а Макс аж присвистнул от восхищения: начинается недурно.

Джези отдал шоферу распоряжения — да, конечно, тот будет ждать. А вокруг ночь, залитая лунным светом, прямо тебе horror movie. Откуда-то слышен яростный собачий лай. Джези направляется в ту сторону, Маша бежит за ним, Макс, пожав плечами, продолжает одобрительно разглядывать окрестность.

Метрах в пятнадцати отсюда, в деревянном вольере мечутся, заливаясь лаем, несколько грозного вида охотничьих псов. Завидев Джези, они бросаются на огораживающую вольер металлическую сетку.

А Джези, приблизив лицо к самой сетке, шепчет с ненавистью:

— Ну что, собачки? Ну что? Не терпится сожрать еврея, а? Валяйте, вдруг получится…

Собаки с остервенением атакуют сетку, давясь бешеным лаем. И вдруг как завороженные умолкают, переворачиваются на спину, умильно повизгивая, домогаясь ласки. Маше трудно поверить своим глазам. Кто он, думает она, дьявол?

Между тем на подъездной дорожке зажглись фонари, и минуту спустя камердинер в ливрее ввел их в замок. А там огромный холл, камины, статуи, великолепные ковры, но на голых мраморных ступеньках отголоски шагов разносятся эхом, будто в церкви. Потом снова канделябры, картины. Маша приостановилась.

Джези. Ну, что скажешь… (презрительно) художница?

Маша. Йонкинд. Йохан Бартольд, без него не было бы никакого Моне, здесь только акварели, но он вообще предпочитал акварель. Господи, а это Моне. Я и близко подойти не мечтала. Никто, ну никто так не понимал море, а вот самый лучший Утрилло, но уж это, конечно, копия… скорее всего.

Джези (качая головой). Тут нет копий.

Но уже немного иначе поглядел на Машу.

Джези (сворачивая в одну из комнат, бросает камердинеру). Нам понадобится несколько минут. Скажите, что мы скоро будем готовы (закрывает дверь).

Макс. Может, все-таки объяснишь, что́ происходит.

Джези. Эксклюзивное sex-party для кучки людей, которые заправляют миром, мы раздеваемся, ты в награду идешь первым и выбираешь.

Макс. Какой же ты негодяй, Джези, но негодяй великий, за что тебя и люблю. (Это он говорит, раздеваясь.) Поесть, надеюсь, тоже дадут? У меня в животе бурчит.

Джези. Нам с Машей нужно еще кое-чем заняться, она немного робеет.

Макс уже скинул с себя все. Подумав, снял и очки и сунул в карман пиджака, который повесил на стул. Остался в чем мать родила.

Макс. Надеюсь, телки будут в порядке. Это вон та большая дверь?

Джези. Ага. Резная, окованная.

Итак, Макс идет по коридору, открывает узорчатую дверь и с улыбкой завзятого ловеласа входит в огромный зал. Только это не sex-party, а изысканный званый ужин. Горят канделябры. Официанты в ливреях. Дамы, преимущественно пожилые, в шикарных туалетах, сверкают драгоценностями; мужчины в смокингах. Макс щурится и лишь минуту спустя понимает, какую с ним сыграли шутку. Заслоняясь ладонями, пятится и натыкается на Джези в смокинге и Машу в длинном вечернем платье.

Макс. Ты, сукин сын! (Съежившись, что-то шипя, бежит к двери.)

Джези. Прошу прощения (улыбается ошарашенным гостям). Позвольте представить: Макс Бёрнер. Выпускник Гарварда. Автор книги о Достоевском и труда о влиянии Одена на Иосифа Бродского. Чуточку эксцентричен. А это Маша Воронова, художница из Москвы, она подозревает, уж не копия ли, случайно, ваш Утрилло.

— Миссис Маша права, — улыбается Б. Дж., преисполненная достоинства седовласая владелица замка. — Это копия. Оригинал в Лувре.

И начинается роскошный ужин за красиво сервированным столом… а вообще это мероприятие — просто fund rising. Джези собирает деньги для польско-еврейского фонда.

Джези. Знаю, знаю, я сам с тридцать девятого по сорок пятый потерял в Польше шестьдесят пять близких родственников из семьи Левинкопф. Но убили их не поляки. Конечно, я и со стороны поляков видел подлость и преступления. Однако очень уж сложно переплетены польские и еврейские судьбы. Согласно иудейскому богослову Аврааму Хешелю, еврейская душа именно в Польше достигла высшей точки развития. Нельзя без конца смотреть в глаза смерти и жить Освенцимом. В конце концов, я и мои родители выжили только благодаря великодушию польских крестьян.