Гонобобель - [38]

– В оливье вместо мяса покрошите лангустов. Что у нас с шампанским?

– Брагу из ананасов закрепили шилом, вдова Клико обзавидуется!

С чувством исполненного долга командир решил выйти на ют пообщаться с народом. Каждый раз, проходя по коридору мимо стенда «Члены Политбюро ЦК КПСС», он переживал ментальное изнасилование, восковые лица кремлевских старцев напоминали ему состояние сомати у тибетских йогов. Но даже это не могло испортить ему праздничного настроения.

На юте под восхищенные возгласы штурман тащил какую-то огромную рыбу, ему активно помогали гидрологи. Наконец она показалась на поверхности, боцман отработанным движением подцепил ее остро заточенным крюком отпорника. Рыба грохнулась на палубу, это была мероу килограмм на сорок. Лукичев склонился над рыбой, та совершала хватательные движения зубастой пастью и с ненавистью сверлила его выпученным глазом. Он с любопытством естествоиспытателя разглядывал рыбину. Командир философствовал – «Вот лежишь ты такая грозная, зубами щелкаешь, а вечером будешь у меня на тарелке в виде красиво зажаренного кусочка. Ничего не поделаешь, так уж жизнь устроена, придет время, и меня на крюк наденут».

Размышления прервал зам:

– Юрий Михайлович, пока время есть, выдели пару человек обновить стенд с Политбюро.

У Лукичева дернулся нос. Прям как в «Штирлице» – пьянящий воздух свободы сыграл с профессором злую шутку. Рев пронесся над Индийским океаном:

– Да пошел ты на… со всеми своими старыми обезьянами из Политбюро!!!

Солнце заволокло тучами, волны остановили свой бег, чайки замерли и замолкли, народ окаменел. Грозно сверкнув очами, Лукичев удалился в свою каюту. Минут через пять он призвал старпома. Когда тот пришел, он невинно обратился к нему с вопросом:

– Гиви, а что за шум был на юте?

– Да ничего особенного, вы, Юрий Михайлович, послали куда подальше всех членов Политбюро.

– Что, действительно всех?

– Всех, и еще назвали их старыми обезьянами.

– И что, громко?

– Как обычно, но вы не переживайте, никто ничего не слышал.

Вечером перед праздничным ужином, под елкой, сделанной из пальмовых листьев, командир как ни в чем не бывало зачитывал поздравление экипажу, заранее написанное замом. Праздник удался, по-другому и быть не могло, ведь Новый год – это морской праздник, потому как моряка, как и Деда Мороза, год ждут, а потом год вспоминают.

Две судьбы

Порт Бомбей – махина, впечатляет! Гидрографическое судно, словно соринка, затерялось у нескончаемых причалов среди огромных контейнеровозов, танкеров и сухогрузов, портовые краны, железнодорожные составы, мудреные устройства и механизмы сутки напролет бухали, стонали, лязгали, гудели и стучали, создавая незабываемую портовую симфонию. На якорной стоянке яблоку негде упасть, здесь флаги со всего мира коротают время в ожидании своей очереди, недаром говорят, что Бомбей – морские ворота Индии. Чувствовалась здесь какая-то скрытая силища!

Последний заход перед возвращением домой – дело ответственное, даже, можно сказать, наиважнейшее, ведь дома моряка ждут не просто так, а с подарками, и чтобы заработанное нелегким трудом за пять месяцев экспедиционного похода не превратилось в банальные боновые книжки, которые имеют свойство быстро профукиваться, нужно было поработать и головой, и ногами. Бомбейские рынки в этом отношении были просто Клондайком. Это был еще тот, не переименованный Бомбей, место, где удивительным образом органично уживались нищета и роскошь. Выходя из порта, ты попадал в сказочный калейдоскоп. Складывалось впечатление, что правил дорожного движения не существует. Бесконечно бибикающие автобусы и таксисты, снующие туда-сюда рикши, перегораживающие движение коровы, дорогущий лимузин, надрывающий пупок клаксоном и не могущий обогнать сгорбленного старика, гордо толкающего перед собой тележку с фруктами, – это был город-сказка!

На борту, кроме вахты, никого, разделившись по интересам, команда и экспедиция топтали город. К возможностям захода люди относились по-разному, это формировалось статусом, финансовыми возможностями и обязательствами перед ожидающими на берегу. Их можно было условно поделить на три группы.

Первые – это те, кто относился к заходу в иностранный порт исключительно как к отдыху, жизнь в стране победившего социализма давала возможность не париться по поводу завтрашнего дня и спокойно жить, не делая накоплений. Таких было немного, и состояли они из любителей выпить, холостяков и других индивидуумов, не имевших тесных социально-экономических связей с берегом. Эти перемещались исключительно на рикшах и не вылезали из района Колаба, по очереди посещая бар Comon и тошниловку Leopold. Все было дешево, и гуляли они по тамошним меркам с размахом. Местные наших знали и побаивались, когда на третий день шумная группа отдыхающих возвращалась на судно через находившийся в Колабе птичий рынок, заунывная музыка укротителей змей становилась веселей и начинала напоминать «Калинку-малинку», а дряхлые кобры от греха подальше переставали шипеть и трясли головами в уважительных поклонах.

Вторых можно было обозначить как романтиков, в основном это были молодые офицеры. Стайкой встревоженных мальков они метались по огромному городу, фотографируясь на фоне достопримечательностей. А здесь было что посмотреть, и знаменитая арка «Ворота Индии», и вокзал Виктория, и музей принца Уэльского, и фонтан «Флора», и висячий сад в районе Малабар-Хилл, и один из символов Бомбея – мечеть Хаджи Али, и много, много чего еще.