Гонки на выживание - [27]

— Придется оглянуться назад… — повернулся к нему Герман Григорьевич. — К осени девяносто четвертого года ресурсы и резервы страны были на пределе. По сути дела, мы были уже за красной чертой. Ну а что было потом, не мне вам напоминать. Я был против, но меня спрашивать не стали… Все знали, что было потом.

Потом была Чечня… Через полчаса правительственный кортеж уже мчался обратно в Москву по Ярославскому шоссе. Откинувшись на кожаное сиденье позади водителя, Герман Григорьевич Клоков, чуть прищурясь, смотрел в окошко машины на проносящиеся мимо подмосковные пейзажи.

Неожиданный взрыв академика Черемисина не удивил и не озадачил его.

Клоков слишком давно и хорошо знал генерального конструктора, знал его характер, как знал от нужных доверенных людей, что эта вспышка и решение вовсе не были внезапными или случайными. Они созревали давно и только ждали такой вот минуты.

Что ж, все закономерно. Наступил момент естественной смены поколений. Во главе «Апогея» должен был встать другой руководитель — кандидатура его подразумевалась сама собой. Это был человек с огромным опытом, но куда более молодой, новой формации, новой закваски. С ним не нужно было играть в дипломатические игры и искать общий язык.

Все шло своим чередом… Ни Черемисин, ни его окружение еще не могли знать того, что знал он.

Примерно то же самое, что и у них, позавчера произошло в НИИ высокомолекулярных химических технологий, где точно так же решили «уйти на покой» двое ведущих создателей ракетного горючего для двигателя «Зодиак РД‑018» — рабочего вещества ФФ-2 — сверхсекретного горючего «коктейля», за литр которого, конечную формулу и технологию производства любые заинтересованные лица, научные центры и даже страны отдали бы любые деньги.

Загудел телефон защищенной правительственной связи. Клоков снял трубку -Добрый день, Герман Григорьевич! Ну как, посмотрели? Каковы ваши впечатления? — донесся до него голос, который знала вся страна и весь мир.

— Я на пути в Москву. Да, посмотрел… Что-то невероятное! Почище любой фантастики.

Около минуты он очень внимательно слушал то, что говорил ему собеседник.

Затем сказал:

— Совершенно с вами согласен, им надо помочь… Однако, к сожалению, не обошлось без инцидента. Когда я честно и без прикрас изложил на совещании всю картину, старик вспылил и заявил, что больше не желает работать и уходит в отставку. Ну конечно, потеря… Мы все-таки еще попытаемся уговорить его не делать поспешных шагов. Надеюсь, когда остынет и успокоится, он подойдет к проблеме более трезво, как и подобает ученому его масштаба, одумается и вернется.

— Надо бы успокоить его… Это же такая голова!

— Сделаем все, чтобы он вернулся. Распрощавшись, Клоков положил трубку.

Сверкая синими и красными маячками над блестящими черными крышами, четыре «мерседеса» неслись к Москве со скоростью двести километров в час.

* * *

До вечера отсыпались Пастух и его маленькая команда в заваленной книгами большой квартире профессора Злотникова.

Никто не звонил им, не вызывал, не отдавал приказов. И они ждали — с покорностью пассажиров, временно задержавшихся в аэропорту из-за нелетной погоды.

Пастух с Доком глубокомысленно играли в шахматы и оттягивались после умственных усилий арм-реслингом. Боцман валялся на тахте и листал бесчисленные разноцветные журналы. Мухин сидел перед профессорским компьютером, играя в «Дум», а, утомившись, отжимался на ковре в гостиной и выполнял «крокодила» на одной руке.

Трубач в больших наушниках полулежал в кресле и, закрыв глаза, часами меланхолически слушал классику на компакт-дисках, попеременно сжимая в огромных лапищах теннисные мячи.

Ну а Артист отрабатывал перед зеркалом приемы японского и китайского рукопашного боя, метал ножи, стрелял в мишень из электронного пистолета и крутился по хозяйству, изобретая, чтобы порадовать друзей, все новые блюда посредством свободного соединения, казалось бы, заведомо несоединимых компонентов. Результаты его усилий принимались друзьями вполне благосклонно, без лишней критики.

Но это только казалось, будто они расслабились. На самом же деле каждый был предельно собран и мобилизован.

На рассвете нового дня, ожидая приказа куда-то отправляться и ни на минуту не расставаясь со своими новыми пейджерами, они устроили для Трубача пятикилометровую пробежку, чтобы тот мог вернуть свою обычную физическую форму.

Однако лежание в «кризисном» и разные таблетки, как выяснилось, почти не сказались на его состоянии.

Для своей комплекции метателя молота или борца-тяжеловеса он был, как и раньше, удивительно легок и быстр, да и дыхалка работала идеально, на зависть всем врагам.

— Симулянт он и есть симулянт… — пыхтел Пастух, когда они вдвоем с Мухой не могли одолеть Николая, борясь с ним на молодой травке — …во мамонт!

Кончался второй день ожидания в режиме полной готовности. Как всегда, телефон в квартире общительного, знакомого со всей музыкальной Москвой, профессора консерватории Злотникова звонил часто.

Но те, чьего звонка они ждали каждую минуту, словно в воду канули. Пусты были и дисплеи всех шести пейджеров.

После обещания их неведомого собеседника напомнить о себе в ближайшие часы эта неопределенность томила и выводила из себя.