Гонка по кругу - [103]

Верховный Хранитель невольно восхитился соперником: ни единой визгливой нотки в голосе, ни одного дрогнувшего мускула на лице. Абсолютная, ледяная безмятежность. И говорит, как по-писаному: «суть моих претензий», «пресветлый Полис», «сила его и сокровенная мудрость». Вояки явно подготовили его к процессу, научили всем формальностям. Или не научили? Или он сам?

– Каково ваше слово? – спросил генерал.

– Мое слово таково, – сказал Кухулин. – Если Суд Толкований решит дело в мою пользу, значит, Судьбе угодно признать невиновными мою жену Ленору и моего компаньона Феликса Фольгера. Если Суд Толкований решит дело в мою пользу, значит, Судьбе угодно заявить, что я не являюсь избранным и не обязан искать артефакты в Библиотеке. Если Суд Толкований решит дело в мою пользу, значит, Судьбе угодно отпустить меня, мою жену и моего компаньона на все шесть сторон, будь то север, юг, восток, запад, подземелья или поверхность. Таково мое слово.

«Нет, сам бы он так свою речь не построил, – подумал Хранитель. – Явно потрудились кшатрии».

– Суд принял ваше слово, – сказал генерал, взял колокольчик, и, позвонив в него, крикнул:

– Введите заинтересованных!

В комнате в сопровождении двух здоровенных охранников появились Феликс и Ленора. Их усадили на ветхого вида стулья за спинами кшатриев, под картиной Генштаба. Девушка была неестественно бледна и очень напряжена. Она обхватила себя руками и, съежившись, буквально вжалась в стул, а когда блуждающий взгляд ее пересекся со взглядом Кухулина, прикусила нижнюю губу.

Странная девчушка. Перед Судом Толкований охранники пришли в ее камеру и обнаружили Ленору забившейся в угол, тихо поскуливающей, с противогазом на голове. Двум крепким мужикам стоило немалого труда привести брыкающуюся, истерящую девушку в чувство. Феликс Фольгер, напротив, держался весьма раскованно. Развалившись на стуле, он, лениво выдавив из себя вежливую улыбку, осмотрел комнату. Глаза его пылали болезненным возбуждением. Не иначе как совсем недавно принял маёк.

Верховного Хранителя этот факт нисколько не заботил. Употребление, хранение и распространение наркотических веществ далеко не всегда коррелировало со строгостью наказания. Главное – цель, остальное – ничто. Фольгер мог обжираться психостимуляторами, сколько влезет, и на это никто не будет обращать внимание, если Кухулин будет делать то, что должен: согласится на роль избранного и поиски фолианта.

– Майне Камераден, – Феликс поднялся со стула, – я бы хотел сделать официальное заявление.

– Заинтересованный, сядьте на место, – сказал Шогин. – Вы не можете делать никаких заявлений до завершения Суда.

Фольгер посмотрел сперва на потную лысину ведущего процесс генерала, затем на Хранителя и наконец на Кухулина. Помедлив немного, Феликс подчинился.

– Достопочтенный ответчик, вам понятны претензии достопочтенного истца?

– Понятны, – сказал Верховный Хранитель.

– В таком случае каково ваше слово?

Верховный Хранитель, покровительственно осмотрев судей, торжественно заговорил под противное клацанье печатной машинки секретаря:

– Мое слово таково! Если Суд Толкований решит дело в мою пользу, значит, Судьбе угодно признать достопочтенного Кухулина избранным. Если Суд Толкований решит дело в мою пользу, значит, Судьбе угодно, чтобы достопочтенный Кухулин нашел нетленный фолиант с аспидно-черными страницами и золотым тиснением, в котором записано будущее мира, или же погиб, исполняя свой долг. Если Суд Толкований решит дело в мою пользу, значит, судьбе угодно считать виновными в совершенных преступлениях жену достопочтенного Кухулина Ленору и его компаньона Феликса Фольгера. Если Суд Толкований решит дело в мою пользу, значит, Судьбе угодно приговорить Ленору к тюремному заключению, а Феликса Фольгера – к исправительным работам в качестве поисковика библиотечного артефакта на неопределенный срок, до тех пор, пока достопочтенный Кухулин не найдет нетленный фолиант или не погибнет, исполняя свой долг. Таково мое слово!

– Суд принял ваше слово, – вытерев лысину платком, генерал спросил у Кухулина: – Достопочтенный истец, клянетесь ли вы перед ликом пресветлого Полиса, великой силы его и сокровенной мудрости безропотно исполнить приговор Суда Толкований, каким бы он ни был?

– Клянусь!

Ленора неожиданно вздрогнула. Широко открытыми глазами она посмотрела на мужа.

– Достопочтенный ответчик, – генерал Шогин обратился к Хранителю, – клянетесь ли вы перед ликом пресветлого Полиса, великой силы его и сокровенной мудрости безропотно исполнить приговор Суда Толкований, каким бы он ни был?

– Клянусь.

Генерал, не сказав больше ни слова, с силой зазвонил в колокольчик. В комнату вошли бритые наголо юноши: один – в сером халате, с большой коробкой в руках, другой – в камуфляже, с треногим табуретом. Несколько секунд спустя коробка стояла на стуле, а оба парня вытянулись по стойке смирно.

– В связи с тем, – заговорил Шогин, – что, согласно жеребьевке, секретарем стал брамин, праведной рукой Судьбы назначается послушник из кшатриев. И да случится правосудие!

Юноша в камуфляже приподнял коробку и запустил внутрь руку. Он мучительно долго шуршал корешками книг. Было видно, что этот процесс доставляет ему удовольствие. Еще бы, такая честь оказана: быть рукой Судьбы. Когда еще случится что-нибудь подобное? Прошла минута, за ней потянулась вторая, бесконечность спустя началась третья. Воздух в комнате, сгустившись, наэлектризовался, каменные лица судей посерели, а паренек продолжал мешать корешки, не замечая растущего вокруг напряжения. Его конопатое, еще мальчишеское лицо сияло восторгом.